— И это все? Неужели никто не может сказать что-нибудь более конструктивное?

Все промолчали.

— Значит, никто не согласен со мной, что памятник Бридану — выдающееся достижение для всего города?

Как и остальные, Чарли сразу понял, что иронией здесь не пахнет. Компания стояла молча, опустив глаза, пока Гвен не произнесла сдержанным голосом:

— Если это, по-вашему, выдающееся достижение, то как бы вы назвали фильмы ужасов, которые показывают поздно ночью? Чуть лучше посредственных?

Она бросила на чиновника хмурый взгляд и деланно улыбнулась.

Алун многозначительно кивнул.

— Очень точно подмечено! — сказал он.

— Вообще-то мы с коллегами рассчитывали на поддержку. Старались изо всех сил, чтобы донести простому народу лучшее, что есть в современном искусстве, ведь в конечном итоге оно принадлежит ему, а не какой-нибудь элите, а такие, как вы — образованные люди! — не хотят ничего слышать. Вам нравится затхлый мещанский стиль Викторианской эпохи, и вы шарахаетесь от всего смелого и актуального. Тем не менее позвольте усомниться, что многие разделяют подобную точку зрения. До свидания.

Важный тип кивком подал знак сопровождающим следовать за ним, словно босс из фильма несколько иного рода, но вернулся, не пройдя и нескольких шагов.

— Вы, конечно, имеете полное право придерживаться своего мнения, однако оно, судя по всему, основывается на неосведомленности, в то время как скульптора, о котором идет речь, выбрала и проинструктировала группа экспертов. Прошу принять это к сведению.

Дождавшись, когда он скроется из виду, Алун произнес дрогнувшим от возмущения голосом:

— Все хорошо, пока разные говнюки, а особенно говнюшки, распространяются о выдающихся достижениях в рекламных проспектах или искусствоведческих журналах, ну, может, не совсем в порядке, но мы к этому привыкли и даже выработали иммунитет. И все было хорошо, пока придурки вроде этого типа требовали запретить «Любовь под вязами» в Королевском национальном театре или убрать из общественных библиотек книги Джойса, Лоуренса и Т. С. Элиота. Вы все слишком молоды и не помните старого болвана и вдобавок отъявленного мерзавца по имени Биван Хопкин, который вызвал полицию на выставку Ренуара в тысяча девятьсот пятьдесят третьем году. Заметьте, не в тысяча девятьсот третьем! Вот и этот тип должен был вести себя так же. А он, подумать только, защищает нечто актуальное! Да он и слов таких знать не должен! Когда чиновники-лейбористы Южного Уэльса начинают вещать о том, как они несут современное искусство в массы, быть беде. Вернись, Биван Хопкин, все прощено и забыто.

Гвен попыталась что-то сказать, но Алун ее перебил:

— К черту, я сдаюсь. Надоело. О Господи, вон еще кто-то из этих! — Он повернулся к Чарли: — Нам лучше уйти, да поскорее.

— Я уйду прямо сейчас, но еще вернусь.

Чарли обошел группку сотрудников мэрии и, взяв по дороге чистый стакан, нырнул в туалет. Там он подождал, когда уйдут двое, которые зашли раньше, налил в стакан воды из-под крана, заперся в кабинке и разразился давно сдерживаемым кашлем. В туалет вошел какой-то человек и воспользовался писсуаром, тяжело вздыхая, словно в знак сочувствия. Чарли выпил еще воды и сделал несколько глубоких вдохов. Теперь он чувствовал себя, как персонаж Джона Бакана[20]после приступа лихорадки — во всем теле слабость, но голова ясная. Выходя из туалета, Чарли заметил, что там воняет, словно в александрийском борделе, — по крайней мере именно так он позже объявил приятелям.

Он шагал по коридору, застеленному ковром (на вид роскошным, но идти по нему было неприятно), пока не дошел до ряда телефонов-автоматов, защищенных от непогоды лишь небольшими навесами, похожими на романские арки.

Виктор ответил на звонок и обрадовался, услышав Чарли.

— Как ты, Чарлз? Что там в сводке последних новостей?

— Все замечательно. Слушай, боюсь, у меня не получится с обедом. Я совсем забыл, что мы договорились обойти пабы Гарристона. Извини.

— Чарли, я не понимаю, о чем ты говоришь. Какой обед?

— Ты же сам просил отыскать парочку важных шишек и привести…

— А, вот ты о чем. Ничего страшного, в другой раз. Как там Выпендрежный Выскочка?

— Знаешь, совсем неплохо. Ну, он вел себя ужасно на самом открытии памятника, а потом стал вполне ничего. Там был один чудаковатый тип — валлийско-американский гей, которого он красиво отшил.

— Отшил? А что, тот…

— Нет-нет. Он звал Алуна погостить в его холостяцком жилище в Пенсильвании, или Филадельфии, или еще где.

— Жалко, что он не поедет. Вот был бы номер, если бы он согласился! — От смеха голос Виктора перешел в фальцет. — ВВ в Пенсильвании с одним из этих! — В разговорах между братьями «эти» всегда упоминались в третьем лице. — Эх, мечты, мечты… Ладно, хорошо тебе погулять. Заглянешь позже?

— Возможно, только не знаю, когда точно.

— В любое время, Чарлз.

Вернувшись в зал, Чарли увидел, что толпа заметно поредела или просто разбрелась по углам. Так или иначе, люди мэра собирались уходить; того малого, которому понравился памятник, нигде не было видно. Какой-то старикан с бело-розовым лицом — розовым вокруг носа и глаз, белым во всех остальных местах — застыл у проема в стене и быстро открывал и закрывал рот. На столах стояли большие овальные подносы с малопривлекательными на вид порционными закусками ярко-зеленого или оранжевого цвета, которые почти никто не ел. И неудивительно, подумалось Чарли, особенно сейчас, когда половина страны страдает от избыточного веса, а вторая половина питается исключительно отрубями и сывороткой.

Зато выпивка пользовалась популярностью, причем до такой степени, что виски закончилось и никто не спешил его нести. Чарли пристроился в уголке бара, чтобы перехватить официантку, когда та будет возвращаться. Там уже стояли двое с пустыми стаканами: один лет шестидесяти с маленьким лицом, которое казалось еще меньше из-за очков в массивной оправе, и другой, помоложе, темноволосый, с грустной задумчивой физиономией, который чем-то напоминал Гарта. Они оба посмотрели на Чарли и сдержанно, но приветливо кивнули, словно знакомому. Впрочем, вполне возможно, они действительно встречались в клубе или баре. Здесь и впрямь все всех знают, что удобно и в то же время ни к чему не обязывает.

Парочка продолжила беседу, не стараясь исключить из нее Чарли.

— И такое случается повсюду, — говорил мужчина постарше, — не только в нашей сфере. Читали статью о том дипломате, который привез домой слишком много вина?

— Нет, должно быть, пропустил, — ответил темноволосый, бросив взгляд на Чарли, и тот кивнул, подтверждая, что тоже не видел статьи.