— Мне почему-то кажется, что если я назову вас обманщицей, то обнаружу, что вы говорите правду. Я не прав?

— Ах, капитан, если бы я сейчас ответила на ваш вопрос, то вся ситуация утратила бы всякий интерес. Так что либо вы покоритесь и придете за мной после ужина, либо пеняйте на себя: за последствия я не ручаюсь. Ну, что вы выбираете?

Он усмехнулся.

— Если бы вы приставили к моему виску пистолет — то ли заряженный, то ли незаряженный, — я назвал бы вас обманщицей, мэм, и рискнул бы упасть с простреленной головой. Но вопли и визги я едва ли смог бы вынести. Так что позвольте мне зарезервировать танец после ужина. И не предпочтете ли вы вместо танца прогуляться на свежем воздухе?

— Я отвечаю положительно на оба ваших предложения, — сказала она. — Танец, кажется, кончается? Жаль. Мне хотелось задать вам еще кое-какие вопросы о вашей матушке. — Она вздохнула.

— Увы, танец действительно кончился, — подтвердил он.

— Мне хотелось бы также спросить вас о старых шрамах, — сказала она, но музыка прекратилась, и он сопроводил ее туда, где уже начали собираться ее поклонники. — У нас с вами не будет недостатка в темах для разговора после ужина.

Он склонился к ее руке и почувствовал, как напряглась спина, оттого что за ними наблюдало не менее десяти пар мужских глаз. Он отошел в противоположный угол зала, проклиная свое невезение. Станцевав с ней и встретившись глазами с виконтом Веллингтоном, наблюдавшим, как они танцуют, он мог бы теперь с чистой совестью покинуть бал. Он мог бы подумать о предстоящих трудностях и позабыть о женщине, которая, несмотря на все его волевые усилия, обращалась с ним как с игрушкой с тех пор, как они познакомились в Лиссабоне.

А теперь ему придется прождать не менее двух часов, чтобы пройтись с ней по садику ее тетушки, причем без сопровождения компаньонки. При одной мысли о предстоящей прогулке ему захотелось выругаться последними словами, а в паху появилась щемящая боль.

Был теплый летний вечер, и в садике графини, защищенном от малейшего ветерка, было тихо и тенисто. Здесь росли деревья, дававшие прохладу днем, и цветы, наполнявшие воздух ароматом даже по ночам.

— Как хорошо, что вы предложили прогуляться здесь, — сказала Жуана, взяв под руку капитана Блейка. — Здесь так спокойно и прохладно. — Она закрыла глаза и полной грудью вдохнула свежий воздух.

— Да, на редкость удачная мысль пришла мне в голову, если учесть, что я даже не подозревал о существовании такого садика.

Она рассмеялась. Она была приятно возбуждена и печальна одновременно. Возбуждена, потому что ей предстояло пробыть полчаса наедине с ним, а он, несмотря на всю его серьезность и неразговорчивость, привлекал ее гораздо больше, чем любой из джентльменов в бальном зале, которые с готовностью пожертвовали бы своей правой рукой за возможность быть сейчас на его месте. А печальна, потому что ей предстояло обмануть его.

Печаль и ее причины вызывали у нее некоторое беспокойство.

— Наверное, если бы я не засыпала вас вопросами, — сказала она, — мы бы так и гуляли здесь в полном молчании. Так вы поговорили с Артуром? Он дал вам какое-нибудь задание?

— Завтра я должен вернуться в свой полк, мэм, прихватив с собой письмо для генерала Кроуфорда.

Она взглянула на него и рассмеялась.

— Герою битвы при Талавере, который время от времени выполняет разведывательную работу для главнокомандующего, дают поручение доставить в Висо в целости и сохранности одну леди, а потом его, словно мальчика на побегушках, отправляют с письмами от одного генерала к другому? И вы ожидаете, что я поверю вашему вздору, капитан?

— Откровенно говоря, мэм, мне безразлично, поверите вы или нет.

— Ах вот как? — Она отпустила его руку и остановилась, глядя на него снизу вверх. — Вам действительно безразлично, хотя это было бы небезразлично десяткам мужчин. Вы и здесь должны отличаться от всех? Может быть, вам даже безразлично, жива я или нет?

— Ничего такого я не говорил.

— Значит, вам небезразлично? — спросила она, проводя пальчиком по его рукаву от локтя до запястья.

— Вы играете со мной в слова, а тут я не мастер. На свои вопросы вы ждете ответы, но если я дам их, то могу сказать то, чего не хочу говорить.

Она вздохнула.

— Значит, вы завтра уезжаете, капитан? Вам не жаль, что вы больше никогда не увидите меня?

Он посмотрел ей в глаза и ничего не сказал. И она поняла, что открыла для себя еще одно его качество, которое ее привлекает. В отличие от других мужчин он не позволял никому манипулировать собой в разговоре. Она не могла заставить его говорить то, что желала услышать.

— Никогда — это очень долго, капитан, — сказала она, легонько прикоснувшись к его руке.

Он взглянул на ее руку.

— Не флиртуйте со мной. Мы живем в разных мирах, мэм, и играем в разные игры. Если говорить об общественном положении, то я никто, тогда как вы имеете вес в обществе. Как вы уже могли убедиться, со мной флиртовать опасно. Я совсем не знаю правил вашей игры и границ, которые не следует переходить.

Он был прав. Ей было страшновато. Но с другой стороны, ситуация возбуждала ее сверх всякой меры. Она вспомнила, как ее охватило чувство беспомощности и желание уступить искушению, когда он приподнял ее над полом. Она помнила ощущение его языка глубоко у себя во рту, помнила его вкус. Она знала, что с ним опасно. Опасно, потому что в следующий раз она его не остановит.

— Кто говорит о флирте? — воскликнула она. И дальше сказала то, что было удивительно для нее самой, что она вовсе не собиралась говорить: — Мне не хотелось бы, чтобы вы уезжали. Я не готова прощаться.

Она почувствовала, как напряглись под ее рукой его мускулы.

— Роберт, — тихо произнесла она. — Какое милое имя. Когда-то я знала одного Роберта. Он был милым, нежным мальчиком. Вашей полной противоположностью. Только волосы у него были такие же белокурые, хотя гораздо длиннее, и глаза такие же голубые, но мечтательные и добрые. Он умер.

Он вздрогнул.

— Ах, Роберт, — сказала она, — вы играете нечестно. Предупреждаете, чтобы я не флиртовала, а сами не оставляете мне выбора, потому что просто стоите и не проявляете никакой инициативы. Может быть, нам лучше вернуться в бальный зал и вежливо попрощаться на глазах у всех, чтобы никогда больше не видеться и не вспоминать друг о друге?

— Зачем вам нужно видеть меня или думать обо мне? — спросил он.

— Зачем? — Она заглянула ему в глаза и пожала плечами. — Возможно, потому, что вы не похожи на других. Возможно, потому, что вы были единственным мужчиной, который не хотел меня. Правда, в Обидосе вы меня хотели, не так ли?

Она заметила, как он судорожно глотнул воздух. И как ни странно, ей захотелось плакать. Она увидит его снова. Он этого не знал, но она знала и не хотела, чтобы встреча произошла таким образом, как было решено. Черт бы побрал Артура и его хитроумные планы. Почему нельзя все объяснить Роберту? Почему не проверить его актерские способности? Почему ей вечно приходится играть роль кокетки? Тем более с мужчиной, с которым ей меньше всего на свете хотелось флиртовать?