Но Мирон вовсе не хотел, чтобы его били. Он сунул руку под пиджак, где у него за поясом торчал пистолет. Но пока он его вытаскивал, Цукат уже достал ствол. И с ходу выстрелил. Сначала в одного, затем в другого. И первому голову прострелил, и второму. Спокойно это сделал, без нервов, как будто мишени в тире расстреливал. И через трупы он перешагивал без суеты, как будто это были какие-то бревна под ногами. Заглянул в машину, не прикасаясь к ней руками. Хладнокровно накручивая на ствол глушитель, он вернулся к покойникам, выстрелил в голову одному, второму. Склонился над первым, обыскал его, вынув из пиджака лопатник. И у второго забрал бумажник.

– Давай прямо! – глянув на Отвала, спокойно сказал он.

Тот суетливо кивнул и сел в машину. И Цукат вернулся на свое место. Наблюдая за ним, Мирон вдруг подумал, что «Волга» сейчас уедет без него. Как будто Цукат здесь основной, а не кто-то другой.

Стараясь не смотреть на покойников, он сел в машину, Отвал нервно сорвал ее с места. Цукат как ни в чем не бывало вынул из бумажника стопку стодолларовых купюр, пересчитал деньги и сунул их себе в карман.

– Трофей, – пояснил он.

– А надо было их валить? – стараясь казаться невозмутимым, спросил Мирон.

– Ты же видел, они совсем дикие, – пожал плечами Цукат.

– Я тебя просил их мочить?

– Нет.

– Тогда в чем дело?

Цукат промолчал. Он чувствовал за собой вину, но и признавать ее не собирался.

Мирон смотрел на него в замешательстве. Если бы Цукат возмутился, он бы устроил ему выволочку, но тот просто молчал, и не на чем было поднимать волну. Мирон стал успокаиваться. В конце концов, Цукат сделал все правильно. Причем без страха и упрека. Наверняка эта мокруха – лишь одно звено в длинной цепи убийств. Профи он, этот Цукат, именно такой человек ему и нужен. И зачем загонять его в стойло, если он даже не пытается бросить ему вызов? Да, он безбашенный, и в этом, как оказалось, Гармак был прав. Но Цукат спокойный отморозок, управляемый. Во всяком случае, на это хотелось надеяться.

Мирон успокоился, а Цукат как ни в чем не бывало залез в другой бумажник. Денег там практически не было, но его это не очень расстроило, во всяком случае внешне. Он протер бумажники платком и выбросил их в окно. И засвеченный ствол полетел в кусты, вместе с глушителем.

– Вправо давай.

Цукат не забывал подсказывать Отвалу дорогу, и машина беспрепятственно выехала на шоссе, взяв курс на Тиходольск.

– Почему не сразу глушилку надел? – спросил Мирон.

– Сразу не успевал.

– Все равно ведь шум поднял.

– Первую серию могли не услышать…

– А вдруг?

– «Волгу» в угон подай. Если вдруг что, нас в ней не было.

– В угон? Через ментов?.. Я вор. Я не могу через ментов тачку искать…

– Тебе видней. – Цукат сложил руки на груди, расслабился и закрыл глаза.

И он реально стал засыпать. Как будто кто-то другой застрелил двух бандитов, которые могли быть крутыми авторитетами.

– Наворотил ты дел, – покачал головой Мирон.

– Я машину не разгонял и никого не подрезал, – не открывая глаз, сказал Цукат.

Этим было все сказано, и Мирон замолчал. Выходило, что этот тихий отморозок исправил их, а не свой косяк. В принципе, так оно и есть. И будет очень здорово, если он загладит и другой косяк. Мирон сам виноват в том, что выпустил заводского журавля в небо, и если у Цуката в его команде все такие безбашенные, как он сам, то эта неразумная птица скоро вернется в клетку. Или просто исчезнет в небе, как будто ее никогда и не было.

Ребра срослись, но тревожить их еще рано, впрочем, Карина не усердствовала. Она брала барьеры весело, но неторопливо, с блуждающей от удовольствия улыбкой, сверху вниз глядя на Сантоса. Неожиданно в дверь позвонили.

– Это пацаны. – Сантос осадил Карину, и она грудью мягко легла на него.

Говорил он плохо – мешали фиксирующие скобы во рту, но Карина его понимала.

– Подождут? – прошептала она.

Он покачал головой. Пацаны – святое. Впрочем, Карина и сама это понимала.

– Я открою.

Он слезла с кровати, смахнула со спинки стула халат, но Сантос удержал ее:

– Я сам.

И челюсть у него сломана, и зубы выбиты, но это не смертельно. На нем все как на собаке заживет. Уже вовсю заживает, поэтому из больницы его выписали без проблем. Да и нельзя ему оставаться в больнице, когда Мирон на воле. Затаился этот волчина, носу не показывает, но сбрасывать со счетов его рано.

Карина поняла все правильно. Сантос ни о чем ее не просил, но она сама сняла квартиру, там с ним и поселилась. Как только все уляжется, они вернутся к ней домой. И там их не будет ждать засада, как это случилось в гостях у Вики. Вика клялась и божилась, что не знала о засаде. А Фрукт вообще ничего не мог сказать. Исчез он. Как ушел в тот день на заводской рынок, так и пропал. Может, к Мирону подался. Может, сам по себе на дно залег. Деньги у него для этого были. А может, он застрелился где-то по-тихому, хотя вряд ли…

Отбитые мозги встали на место, опухоль прошла, кости все на месте, только побаливают временами. И голова не кружится, когда ходишь. Сантос даже не качнулся, встав на ноги. Он оделся, взял ствол, с ним подошел к двери, спиной прижался к стене. Мало ли, вдруг стрелять начнут.

– Кто?

– Даю четыре свистка! – донесся до него возглас. – Два зеленых и два красных!

Голос Эфиопа ни с чем не перепутаешь. Сантос глянул в глазок. Да, за дверью действительно стоял Эфиоп. С ним Телега и еще кто-то незнакомый. Хотя Сантос и догадывался, кто это такой.

– Ты чего так долго? – весело спросил Эфиоп, переступая порог. – Танк из прихожей уводил?

– Катюшу! – хохотнул Телега.

– И без Катюши хорошо, – сказала Карина, подставляя щеку для дружеского поцелуя.

Девка она умная, поэтому халат оставила в спальне, а к гостям вышла в спортивном костюме. И вышла для того, чтобы пройти на кухню. Сегодня у них на обед только секс, но пацанам такое блюдо не предложишь – придется готовить.

И Эфиоп ее поцеловал, и Телега, а парень, который был с ним, даже не подался к ней. Да и она не подставлялась, хотя с интересом посмотрела на него. Не красавчик он, этот парень, но видный – высокий, стройный.

– Так вот ты какой, дедушка Ленин! – улыбнулся Сантос.

– Игорь, – представился парень.

Сантос кивнул. Да, это был голос его спасителя.

– Ну, спасибо тебе, братан! – Он подал Дергуну руку, крепко ее пожал.

Эфиоп зашел в гостиную:

– Балдеешь?