не менее потрясённый, чем все остальные, отец Валерии.

— Племянница, а откуда у тебя эта роскошь? Она же стоит целое состояние,- спросила тетушка, известная своей бесцеремонностью.

— Этот гарнитур? — спокойным голосом, как будто у нее таких десять, ответила Валерия, — мы гуляли с Генри, он предложил зайти в ювелирный на Рыбной улице, что-бы меня побаловать. Спросил, что у них есть для меня. Ну они стали показывать украшения за сто тысяч, но Генри назвал это бижутерией для кошек, и тогда они вынесли этот гарнитур. Генри увидел, спросил понравился ли он мне? Я подумала, вроде бы ничего, и сказала, что если он так хочет купить это для меня, то я не против. Я не очень то и хотела, это же сразу надо было платье к нему, да и все остальное покупать. Но думаю, пусть ему будет приятно, он так любит меня баловать. Ну, он сразу и купил.

— А на кого оформлен паспорт гарнитура? — спросила, пришедшая в себя, мать Валерии.

— Мама, ну что за странные вопросы? Конечно, на меня, его же купили мне, — ответила Валерия.

— Племяша, а сколько стоит это все? — снова вмешалась тетка.

— А я даже не помню, то ли полтора, то ли два миллиона империалов, сколько ты заплатил, дорогой? — обратилась она, к скромно молчавшему и стоявшему, рядом с ней, Генри.

— Если со страховкой, то около двух миллионов империалов, но это такой пустяк, по сравнению с тем, что ты довольна, — с почтением ответил принцессе Генри.

В зале установилась мертвая тишина, и только мама Валерии довольная улыбалась. Затем начался гул голосов, в которых слышалось и восхищение, и недоумении, и зависть.

— Прим-Мастер, а у Вас нет, случайно, брата, но постарше, — засмеялась тетушка.

— К сожалению, я сирота, — вежливо ответил ей Генри. И они с Валерией прошли к своим местам. Отодвинув стул, и дав возможность Валерии грациозно сесть, и он сел рядом с ней.

— Генри, — шепотом сказала Валерия, — напротив нас сидит мой жених, его дружок и его родители. Держи, пожалуйста себя в руках. Думаю, они тебя сейчас начнут задирать.

— Я тебя не подведу, — пообещал ей Генри.

Жених Валерии стал бесцеремонно, как интересную зверюшку, разглядывать Генри. Наконец, он обратился к Валерии:

— Скажите, невеста моя, как долго Вы собираетесь держать этого плебея возле себя в статусе своего сердечного друга? Вы скоро станете моей женой, и мне это будет неприятно.

Валерия, нажала туфелькой на ногу Генри, призывая его не вмешиваться. Посмотрев насмешливо на своего будущего мужа, она громко ответила:

— Мой будущий супруг, так как я, Вас, вряд ли увижу в своей спальне после нашего замужества, то я намерена оставить своего сердечного друга возле себя на всю жизнь.

— Но ведь это моветон! Что о Вас скажут в обществе? — возмутился псевдо жених.

— Если кто-то что-то скажет непристойное о Валерии, моей Валерии, я ему сразу отрежу язык, — спокойно вмешался в разговор Генри. В зале сразу установилась мертвая тишина.

— А если это будут благородные особы! — машинально спросил жених.

— Не думаю, что язык благородных особ, сильно отличается от плебейского языка. Режутся они одинаково легко, — невозмутимо ответил Генри.

— Но Вас сошлют на каторгу!

— Не думаю, что тому, кому я отрежу его поганый язык, от этого будет легче. А вот тому, кто обидит действием мою любимую женщину, жить останется ровно столько, сколько мне нужно будет времени, что бы его найти.

— И что Вы сделаете? — не унимался извращенец.

— Последние те, кто обидел моих женщин, мою сестру, они исчезли без следа. Меня, почему-то тут называют Карателем маньяков с Тартара. Не знаю, даже почему. Но люди, говорят, что этих тварей полтора часа жгли живыми, пока они не сдохли. Ну людям, виднее. Я бы с ними, сейчас, поступил бы по другому.

— И как? — все гости молчали и внимательно слушали Прим-Мастера.

— Если кто-то, в безумии своем, обидит мою Валерию, то я его подвешу за руки под потоком, чтобы ступни не доставали до пола на десять сантиметров, — начал медленно Генри, — потом, я возьму своего Правого, — и он вынул из правых ножен свой нож и положил его на стол, — сделаю им кольцевые надрезы кожи возле запястий, и длинный разрез кожи от запястья, до подмышек с внутренней стороны рук. И одним движением сорву кожу с обеих рук.

— Господи, — жених зажал рукою рот.

— А потом, — так же невозмутимо продолжил Генри, — я сделаю кольцевой разрез кожи вокруг основания шеи. А потом два длинных разреза с каждого бока, от шеи до щиколоток, и кольцевой надрез на самих щиколотках ног. И разрезы по внутренней стороне ног от промежности до щиколоток. Одним движением сорву кожу и спереди и сзади.

— Прекратите, меня тошнит, — жених выскочил из-за стола и выбежал из зала.

— Зря он убежал, — удивился Генри, — я хотел сказать, что потом посыплю крупной солью поверхность тела, для того, чтобы негодяй хотел только одного. Поскорее сдохнуть. Но это у него не получится. Он будет накачен стимуляторами, чтобы боль чувствовал, а сознание не терял.

В зале висела мертвая тишина, у всех были перепуганные лица. Причем, пугало их не те ужасы, о которых говорил Генри, а то, как это он говорил. Просто, обыденно, как будто делал он такие вещи каждый день. Так же, он говорил тогда, в комнате шахты.

— Ха-ха-ха, — вдруг раздался громкий смех тетушки Валерии, — Ну вы и шутник, Прим-Мастер, даже я на секунду поверила! Ведь это была шутка? — и она в упор посмотрела на Генри.

— Ну, конечно, шутка, — улыбнулся он ей в ответ.

Весь зал облегчённо выдохнул, все стали смеяться и шутить, как их развел этот плебей.

— Если это была шутка, то почему мне не смешно? — пробормотал приятель жениха.

— Братец, — тетушка громко обратилась к отцу Валерии, — поздравляю тебя! Наконец-то, в твоей семье появился настоящий мужчина. Валерия, ты должна навестить меня, со своим другом, в моем замке. Мне он нравится!

— Тетушка, Генри еще юноша, — сказала Валерия, одновременно показывая кулак Генри за его словесное хулиганство.

— Племяша, — продолжала смеяться тетушка, — иные, старые пердуны, сидящие в этом