если она и смеялась, то только над своими собственными остротами. Она носила - или, по крайней мере, была одета - одежду, которая была исторически точной и в то же время достаточно невзрачной, чтобы не казаться раздражающе старомодной: легкие черные брюки, кроссовки на мягкой подошве с раздвоенными носками и липкими нашивками для невесомости, туника с короткими рукавами осенних красных и золотых тонов. Никаких драгоценностей или каких-либо украшений, даже часов.

Она сидела; Санди создала виртуальный стул, утилитарный и по-квакерски простой. Юнис Экинья слегка наклонилась вперед, сложив руки на коленях и вопросительно склонив голову набок. Поза свидетельствовала о внимательности, но в то же время наводила на мысль, что у кого-то есть сотня других планов на день.

- Добрый вечер, Санди, - сказала Юнис.

- Добрый вечер, Юнис, - поздоровалась Санди. - Я здесь с Джеффри. Как у тебя дела?

- Очень хорошо, спасибо, и я надеюсь, что с Джеффри все в порядке. Могу я вам чем-нибудь помочь? - В этом была вся Юнис: светская беседа была для людей, у которых было свободное время.

- Речь идет о перчатке, - сказал Санди. - Расскажи ей остальное, Джеффри.

Он взглянул на нее. - Все?

- Абсолютно верно - чем больше она знает, тем более целостной становится.

- Пожалуйста, не говори обо мне так, как будто меня нет в комнате.

- Приношу свои извинения, Юнис, - ответила Санди. Она, конечно, никогда не называла ее "бабушкой". Даже если бы Юнис выбрала именно такую форму обращения, Санди сочла бы ее неуместной. Юнис была ярлыком, именем, наклеенным на набор программных рефлексов, которые лишь случайно выглядели как живое человеческое существо.

- Я нашел перчатку, - сказал Джеффри. - Она была в депозитной ячейке Центральноафриканского банка в Коперник-Сити. Ящик был зарегистрирован на твое имя.

- Что это за перчатка? - спросила Юнис с резкостью свирепого перекрестного допроса.

- От старого скафандра. Мы думаем, что, возможно, она принадлежала лунному скафандру.

- Мы задавались вопросом, может ли это что-нибудь значить, - сказала Санди. - Например, была ли там перчатка, которая имела для тебя какое-то особое значение, что-то связанное с одной из твоих экспедиций?

- Нет.

- Ты потеряла перчатку или произошло что-то, в чем перчатка сыграла решающую роль?

- Я уже ответила на этот вопрос, Санди.

- Мне очень жаль.

- Внутри перчатки что-то есть, - сказал Джеффри, - втиснутое в пальцы. Есть какие-нибудь воспоминания?

- Если я ничего не помню о перчатке, то вряд ли смогу пролить свет на ее содержимое, не так ли?

- Ладно, - сказала Санди, почувствовав, что уперлась в кирпичную стену. - Давайте расширим круг вопросов. В свое время ты использовала несколько скафандров. Был ли там какой-то, который выделялся бы среди всех остальных? Один из них спас тебе жизнь или что-то в этом роде?

- Тебе придется сузить круг поисков для меня, дорогая. Основная функция скафандров - сохранять жизнь. Это то, что они делают.

- Я имею в виду, - терпеливо уточнила Санди, - в более значительном смысле. Был ли несчастный случай, что-то в этом роде - драматическая ситуация, в которой скафандр сыграл ключевую, решающую роль? - Несмотря на то, что она привыкла иметь дело с конструктом - а она записала сотни часов разговоров, - ей все еще приходилось время от времени сдерживать свое раздражение и фрустрацию.

- Было много "драматических ситуаций", - сказала Юнис. - Можно было бы рискнуть сказать, что вся моя карьера состояла из "драматических ситуаций". Вот что происходит, когда вы решаете поместить себя в опасную среду, вдали от системы безопасности цивилизации.

- Она только спросила, - сказал Джеффри.

- Мы на Луне, - сказала Санди, образец терпения. - Здесь когда-нибудь что-нибудь происходило?

- Многое случилось со мной на Луне, дорогое дитя. Это была не более и не менее снисходительная среда, чем где-либо еще в системе. Просто потому, что Земля висит там, как большой голубой шарик, это не значит, что она спасет тебя, если ты сделаешь какую-нибудь глупость. И я не была глупа и все равно попала в беду.

- Колючая, не правда ли? - пробормотал Джеффри.

Юнис повернулась к нему. - Что ты сказал?

- Ты не можешь шептаться в ее присутствии, - сказала Санди. - Она слышит все, даже субвокализации. Наверное, мне уже следовало упомянуть об этом. - Она вздохнула и на мгновение погрузилась в транс расширения.

Юнис и ее стул исчезли.

- Что только что произошло?

- Я отключила ее голос и стерла последние десять секунд из рабочей памяти. Таким образом, она не вспомнит, что ты назвал ее колючей, и, следовательно, не будет постоянно держать на тебя обиду до конца твоего существования.

- Она всегда была такой со взрослыми?

- Не думаю, что она была особенно восприимчива к критике. Я также не думаю, что она была из тех, кто терпит дураков, с радостью или как-то иначе.

- Тогда, полагаю, она просто отметила меня как одного из них.

- Пока я не вычистила ее рабочую память. Но не расстраивайся из-за этого слишком сильно. В первые дни я, должно быть, скребла и повторно скребла около миллиона раз. Сказать, что мы все время начинали не с той ноги... это было бы большим преуменьшением. Но опять же, это моя вина, а не ее. Прямо сейчас то, что мы имеем, - это карикатура, грубая карикатура на реальность. Я пытаюсь сгладить острые углы, смягчить преувеличения. Пока это не будет сделано, мы не можем выносить никаких суждений о настоящей Юнис Экинья.

- Тогда я предоставлю ей возможность сомневаться. Хотя от нее было не так уж много помощи, не так ли?

- Чтобы она могла рассказать что-нибудь полезное, нам нужно будет собрать побольше информации, выудить ее из нее. Либо так, либо сидеть здесь, пока она рассказывает о каждом значимом событии в своей жизни - и поверь мне, твоя туристическая виза этого даже близко не покроет.

Шелест расшитых бисером занавесок возвестил о возвращении Джитендры.

- Возможно, теперь я смогу вам помочь. - Он протянул руку: три маленьких скомканных пакетика, лежащие у него на ладони, напоминали завернутые в бумагу конфеты.

Джитендра положил пакеты на кофейный столик. Каждый из них взял по одному и развернул упаковку. Цветные камешки со звоном рассыпались по стеклянной столешнице кофейного столика, выглядя точь-в-точь как леденцы, сваренные вкрутую, о