Затем, в 379–378 гг. до н.э. (здесь сыграла принципиальную роль поддержка Афин) группа этих фиванских изгнанников не только освободила Фивы из-под власти Спарты, но и тут же заложила основу совершенно нового политического режима, введя в городе демократическую конституцию, а затем восстановив Беотийскую федерацию с опорой на те же принципы умеренной демократии. На сей раз они шли в ногу со временем. Именно первая половина IV в. до н.э. была великой эпохой демократии во всем греческом мире, а не вторая половина V в. до н.э. – как можно было бы думать, – когда Афины и их империя занимали главенствующее положение. Дополнительное подтверждение распространения демократии в начале IV в. до н.э. обнаружилось в Аргосе, где несколько лет назад был найден тайник с более чем 130 бронзовыми табличками с надписями, которые содержат сведения о финансовом благополучии демократии, возобладавшей тогда. Однако наиболее отвратительная вспышка гражданской войны в Аргосе в конце 370-х гг. до н.э., известная под колоритным именем скитализма, дословно «избиение палками» (в далеком от праздничного, зрелищного смысла – 1000–1500 олигархов были забиты дубинами до смерти), напоминает нам о напряженности и нестабильности политических режимов в этих «рассадниках», где все граждане знали друг друга лично и общались напрямую.

Инновации в Фивах никак не сводились к одной только политике. Беотийское военное дело также достигло высочайшего уровня, что объясняется как федеративным устройством государства, так и принципиально новой структурой войска. (Упомянем одну примечательную деталь – фиванский «священный отряд», элитный ударный отряд, состоявший из 150 пар любовников.) Все это свидетельствовало о решительном разрыве со Спартой – в том числе и «священный отряд», поскольку хотя гомосексуальные отношения между взрослым мужчиной и мальчиком-подростком являлись частью системы воспитания в Спарте, спартанцы не стремились сделать их также и элементом организации своих вооруженных сил. По этой причине соответственно именно Фивы под предводительством Эпаминонда и его закадычного друга Пелопида (одного из бывших изгнанников, нашедших в свое время убежище в Афинах), вместе с основателем «священного отряда» Горгидом навсегда положили конец господствующему положению Спарты: сначала они с легкостью нанесли ей поражение при Левктрах в 371 г. до н.э., а затем с не меньшей легкостью освободили великое множество спартанских илотов [64]. Платон и Аристотель критиковали обращение спартанцев с илотами по чисто утилитарным, прагматическим причинам. «Бог никого не сделал рабом», – писал еще один интеллектуал того времени, поддерживая идею освобождения илотов, что настолько напоминало речи аболиционистов, насколько это было возможно в IV в. до н.э. Однако потребовалось появление такого выдающегося человека, как Эпаминонд, чтобы эти благочестивые разговоры превратились в конкретные дела.

В первую очередь благодаря просвещенному правлению и блестящему командованию Эпаминонда и Пелопида Фивы быстро сделались наиболее влиятельным городом во всей Балканской Греции. И мощь, и территория Спарты значительно сократились вследствие усилий Фив; более того, Эпаминонд самолично основал два новых греческих города, Мессену (369 г. до н.э.) и Мегалополь в Аркадии (368 г. до н.э.), дабы она оставалась недееспособной в обозримом будущем. Что неудивительно, Аргос с энтузиазмом помогал основанию Мессены; в Дельфах жители отпраздновали событие песнями и плясками. В самой же Беотии Фивы уничтожили в 364 г. до н.э. Орхомен, который являлся их единственным серьезным конкурентом в борьбе за господство в местной федерации. Наиболее удивительным стало совместное создание беотийцами флота. То был первый случай такого рода в истории Беотии. Эпаминонд совершил плавание по Северной Эгеиде и даже достиг Боспора, однако особых результатов это не имело. Другим важным симптомом роста гегемонистских устремлений Фив (что не следует путать с захватническими) явилось удерживание между 368 и 365 г. до н.э. македонского царевича Филиппа в качестве заложника под домашним арестом в Фивах с целью обеспечить лояльную позицию его страны.

Столь велики были в 360-х гг. до н.э. могущество и влияние Фив, что демократические Афины и олигархическая Спарта почувствовали – они прямо-таки обязаны стать союзниками, чтобы эффективнее противостоять нависшей над ними обоими фиванской угрозе, но военного успеха это не принесло. В 362 г. до н.э. на поле битвы при Мантинее в Аркадии возглавляемый Фивами союз во главе с Эпаминондом вновь одержал блестящую победу, хотя сам великий полководец погиб в бою (см. эпиграф к настоящей главе, где цитируется его эпитафия). Впоследствии, согласно консервативному афинскому историку и мыслителю Ксенофонту, который заканчивает этим мрачным замечанием свою «Эллинскую историю», отношения между полисами в Греции пришли в еще больший беспорядок, чем раньше [65]. Однако не стоит принимать слова Ксенофонта на веру. Он с презрением относился к Эпаминондовым Фивам и, будучи преданным клиентом и приверженцем Агесилая, был одним из тех, кто тосковал по старому доброму олигархическому порядку, при котором главенствовала Спарта. Рассчитывать на это не приходилось, как то со всей беспощадностью продемонстрировала вскоре деятельность Филиппа Македонского.

Трехлетнее пребывание в фиванском плену будущего царя Филиппа II позволило ему многое узнать о дипломатии, финансах и военном деле; это ему пригодилось, когда в 359 г. до н.э. он стал царем Македонии. До той поры Македония оставалась в стороне от главных течений греческой культуры как в географическом, так и в политическом отношении. В сущности, к началу царствования Филиппа она представляла собой немногим более чем географическое понятие, не являясь в политическом смысле ни развитой (ни в коей мере не полисным и не городским обществом), ни централизованной (земли западного плоскогорья существовали почти независимо по отношению к низинным территориям на востоке). Во время сравнительно долгого по македонским меркам царствования Филиппа (359–336 гг. до н.э.) Македония впервые стала централизованной, затем начала урбанизироваться и, наконец, не только установила контроль над всей Балканской Грецией к югу от своих границ, разгромив в 338 г. до н.э. афино-фиванскую коалицию в битве при Херонее в Беотии, но и приступила к завоеванию Азии (см. следующую главу). Все это означало конец традиционного полиса как самостоятельной властной структуры в греческой истории, хотя и позднее время от времени встречались исключения – такие, как остров-полис Родос в III и даже в начале II в. до н.э.

Действительно, в наступивший после смерти Александра эллинистический период даже Македония стала краем греческих городов со всеми удобствами и признаками урбанизма, включая четко размеченные центральные площади, где собирался народ, просторные гимнасии и выставленные на всеобщее обозрение в виде надписей государственные документы. Были подготовлены пути, хотя сами македоняне едва ли могли догадываться об этом, для превращения Македонии в первую восточную провинцию Рима в результате его имперской экспансии (в 147 г. до н.э.) – если не считать восточной обширную эллинизированную Сицилию, которая стала римской провинцией в 241 г. до н.э. [66]. Разрушенные Александром в 335 г. до н.э. Фивы были восстановлены в 316 г. до н.э., но теперь они были совсем небольшим городом, и, хотя являли собой достаточно комфортабельное место для жизни под властью римлян, они никогда уже не обретали того политического и военного значения, какое имели в классическую эпоху.