– Север, ты не представляешь: этот негодяй отправил Луцию в школу венаторов! К такому же, как он, мерзавцу Федрине! А я еще помогал жирному бо рову c покупкой путеольской девицы! Ну, помнишь бестию, которая чуть не отправила к праотцам твоего Марка?

Щеголь Каризиан так разволновался, что не заметил, как от его жестикуляции разошлись аккуратно уложенные складки тоги, над которыми с утра бился специально обученный раб. Стоя на ступенях термы, он только что не заламывал руки, как актер в провинциальном театре. Проходившие мимо римляне с удивлением поглядывали на всегда улыбавшегося красавчика, лицо которого сейчас представляло маску Трагедии.

– Я только собрался начать новую жизнь, заняться делом, завести семью, а тут такая новость! Это ужасно! Приезжаю вчера вечером от моего дяди из Остии – старичку что-то нездоровится в последнее время, – и вдруг мне сообщают, что она уже неделю размахивает рудисом в «Звериной школе»! Моя нежная Луция среди грязных венаторов! Я этого не переживу!

– Не ори ты так, если не хочешь стать всеобщим посмешищем! Могу я поинтересоваться, с чего это вдруг сенатор Каризиан решил поменять свои взгляды на жизнь? Что-то не припомню, чтобы ты безумно любил эту мраморную статую. По-моему, тебя больше интересовали миллионы ее отца.

– Все течет и изменяется, мой друг, – поник завитой головой светский лев. – Аполлон дал мне ясно понять, что с прошлым пора кончать.

– Когда это он успел? Мы не виделись с тобой чуть больше двух недель. И потом, не думаю, что ты был столь значительной фигурой, чтобы сын Латоны лично занялся твоими делами.

– Перестань язвить, мне и так плохо! Понимаешь, перед отъездом к дяде мне приснился кошмар, будто я одряхлел и умираю один на обезлюдевшей вилле. Кругом пустота, разруха, нет даже никого, чтобы принести завтрак. Это меня так взволновало, что на следующий день я побежал в храм Аполлона и принес в жертву ягненка. Я умолял любимого бога указать мне правильный путь. И случилось чудо! В Остии я познакомился с одной очень перспективной вдовой… Не закатывай глаза! Мне тогда нужны были деньги!

– А теперь не нужны?

– Нужны, но не так!

– Ладно, продолжай. Чем окончился роман с вдовушкой?

– Ничем! В этом было что-то мистическое. Ты сам знаешь, у меня со здоровьем все в порядке, но на всякий случай я, чтобы показать себя с лучшей стороны, принял все, что советовал в таких случаях мужчинам Овидий. Давился растертой желтой ромашкой, настоянной на красном вине, непрерывно жевал белый лук из самого Алкатоя, объелся яйцами, горчицей и гиметтинским медом… И в самый решительный момент у меня прихватило живот, да так сильно, что я три дня пролежал в постели, кушая одни сухарики. Вдова после этого перестала пускать меня даже на порог.

– Ну, это ты просто перестарался. При чем тут Аполлон?

– Я сначала тоже не усмотрел в этом божественного знака. Но пока я валялся в постели, то подумал: «Ну почему мне так не везет? Вот если бы дядюшка помер, оставив мне свое добро, то мне не пришлось бы бегать за каждой девицей в радиусе ста миль от Рима. Я бы попробовал уговорить сенатора, чтобы он отдал мне Луцию без всякого приданого, завел семью и стал достойным своих предков». И что ты думаешь: назавтра дядя переписал свое завещание, и я оказался его единственным наследником, не считая супруги, которая должна получить свои двадцать пять тысяч сестерциев! Представляешь?!

– Действительно знак судьбы! – кивнул головой Север, пораженный до глубины души известием, что его меркантильный друг готов отказаться от приданого ради прекрасных глаз избалованной мужским вниманием патрицианки.

– Вот видишь, и ты со мной согласен! Короче, я примчался в Рим, чтобы сообщить об этом Луции, и тут выясняется, что моя будущая жена опозорила себя и продана папашей в рабство! Я чуть с ума не сошел.

– И что сказал по этому поводу Аполлон?

– Север, если ты не прекратишь говорить гадости, я тебя убью вот этими руками!

И Каризиан изящно воздел к небу унизанные кольцами пальцы с полированными ногтями.

В глазах префекта претория промелькнула улыбка, но он сдержался и сочувственно посмотрел на расстроенного приятеля. Похоже, в их «Союзе холостяков» чуть было не случилась убыль. Впрочем, теперь это вряд ли произойдет. Не может быть, чтобы вечный искатель богатого приданого долго убивался из-за красотки, которая теперь (увы!) не самая богатая невеста в Риме, а ходячий завтрак для хищников. Божественный Тит собирался устроить празднества по случаю открытия Амфитеатра в начале июня, и шансов пережить это радостное событие у надменной патрицианки практически нет.

Перед его глазами возникла Луция, какой он видел ее последний раз, идущая в кольце поклонников, величественная, прекрасная и холодная, с венком из нарциссов на русых со странным зеленоватым отливом волосах. Поговаривали, что ее мать родила дочь от речного бога, а не Луция Нумиция. Бедный Каризиан! Может быть, и к лучшему, что все так сложилось: пусть лучше парень немного помучается и успокоится, чем станет мужем этой ходячей статуи.

Но Каризиан, похоже, вовсе не собирался прислушиваться к голосу разума. Схватив приятеля за руку, он жалобно заглянул ему в глаза:

– Север, помоги, а? Ты же все можешь. Ну, пожалуйста!

– Что я могу? – не понял тот. – Вернуть ее в лоно семьи? Ты с ума сошел! Поверь, где бы она ни была, ей там лучше, чем в родном доме.

– Да я не о том! Я хочу выкупить ее у Федрины!

– Нет, ты точно рехнулся! Это будет скандал, какого давно не видел Рим! Ты же не собираешься жениться на рабыне, пусть даже и бывшей патрицианке? Кстати, если ты запамятовал, то хочу напомнить: сенаторам запрещено жениться не только на рабынях, но и на вольноотпущенницах тоже. Поэтому, даже если ты выкупишь прекрасную Луцию и дашь ей свободу, от этого ничего не изменится. Она не согласится войти наложницей в дом, где могла бы быть госпожой, и ты, избавившись от одной проблемы, наживешь кучу других. Так что успокойся, и зайдем, наконец, внутрь. Терпеть не могу стоять на лестнице словно раб, вышвырнутый из хозяйского дома. Кстати, у меня там встреча с Александром Афинским. Помнишь, я тебе говорил о парне, с которым встретился недавно в императорском дворце? Типичный провинциальный философ, обожает рассуждать, сам не зная о чем. Но что-то в нем есть эдакое невинное, словно дуновение свежего ветра.

– Тебе мои беды совсем безразличны? Как ты жесток!

– Ну почему… Ты мой друг, и твои проблемы – это мои проблемы. Но не думаю, что мои дружеские чувства станут менее теплыми, если мы зайдем под крышу и не станем мерзнуть на ветру. У меня вечером свидание с одной красоткой, и я бы не хотел простудиться. Это будет очень некстати.

– Ты говоришь как изнеженный патриций, а не воин!

– Гм… Что касается патрицианской изнеженности, то это вам виднее, сенатор Каризиан. Я всего лишь всадник и останусь таковым до конца своих дней. По второму пункту обвинения хочу заметить, что ничего не имею против лишений на войне, но совершенно не жажду множить их в мирной жизни. И если уж говорить о закалке, то могу тебе напомнить о Девичьем фонтане на Марсовом поле, в котором купаются даже дети. Как кое-кто после омовения в нем четыре дня изводил меня причитаниями, что того гляди умрет от простуды. Я уже не говорю о том, как ты канючил недавно в Путеолах, уговаривая меня зайти в дом, хотя ночная прохлада была только на пользу некоему пьянице. Ну, пойдем, упрямец!