Мой клиент был Давид К., имевший кличку Дато, обвиняемый следствием в целом букете уголовных преступлений, начиная с рэкета, похищения человека, руководства преступной группировкой, употребления наркотиков и оказания сопротивления сотрудникам милиции при задержании.

Впоследствии, уже значительно расширив свою клиентуру и став защитником многих воров в законе, я уже четко представлял психологический портрет законника.

Многие легенды, связанные с наличием этого звания у многих уголовных профессионалов, в моих глазах претерпели резкое изменение.

Прежде всего хочу отметить, что законники никогда не употребляют термин «вор в законе». Вор в законе — это милицейский термин. Обычно, общаясь с ними, я не слышал, чтобы кто-то из них называл кого-либо так. Обычно это было обращение «вор», «жулик» или, в лучшем случае, «законник». Но сочетания «вор в законе» не было никогда.

Наверное, лица, пишущие на криминальную тему, специально употребляют этот термин, подчеркивая этим приверженность вора к соблюдению воровских традиций и понятий. Получалось — вор, соблюдающий закон. Можно привести и другую версию — человек, имеющий звание вора, как бы утвержденный воровским сообществом, иным словом, коронованный. Но эти версии так и остались невыясненными.

А пока мне предстояла первая встреча с законником. Прибыв в следственный изолятор Бутырка, я вскоре увидел своего клиента. Это был грузин лет тридцати двух, высокий, опрятно выглядевший, в дорогом, хорошо сидящем на нем спортивном костюме.

Он был тщательно выбрит, темные волосы причесаны, никаких татуировок на руках. Бросались в глаза красивые массивные кроссовки фирмы «Адидас» «Торшн», в то время рекламировавшиеся на телевидении, и чистейшие белоснежные носки. Тогда я не придал значения его опрятному виду, но потом, когда я общался со многими законниками, понял, что для них характерно иметь опрятный вид, то есть даже чисто внешнее превосходство перед другими арестантами.

Потом до меня доходили легенды о пребывании в заключении воров в законе — тот же Шурик Захар мыл камеру сначала собственноручно, а потом заставляя сокамерников поддерживать чистоту. Все это впоследствии оказалось реальностью.

Мой клиент вошел, мы поздоровались, я представился и начал разговор. Тогда по указанию моего старшего коллеги я должен был подготовить своего подопечного к очередному допросу, который должен был состояться через два дня. Необходимо было уточнить ряд позиций. Я достал блокнот и хотел было начать корректировку тех ответов на вопросы, которые могли возникнуть при допросе, но мой собеседник неожиданно, увидев мой блокнот, резко перебил меня и сказал, что никаких показаний на предварительном следствии давать не будет — только на суде. Я удивился — почему, какая причина?

— Масть обязывает, — сказал он, посмотрев на меня внимательно.

Я понял по его выражению лица, что никакого желания разговаривать со мной у него не было. Закрыв блокнот, я сказал:

— Хорошо, так и договоримся.

На следующий день состоялся допрос с участием следователей, который в принципе тут же и закончился, не начавшись, так как наш клиент моментально отказался давать какие-либо показания, аргументировав это тем, что все показания он будет давать на суде.

Мы уже хотели с коллегой выходить, как вдруг неожиданно Давид наклонился ко мне и попросил прийти к нему на следующей неделе — обязательно. Я пообещал.

За это время, готовясь к визиту, я совершенно случайно в одном из московских киосков купил книгу «Москва бандитская». Надо сказать, что выход этой книги наделал много шума в криминальной Москве, многие читали ее с большим интересом. Так получилось, что, придя к моему клиенту Дато, я взял эту книгу и, раскрыв ее в следственном кабинете, стал ожидать его вызова. Вскоре его доставили. Он так же опрятно был одет, так же чист и аккуратен.

Я отложил книгу, и Давид стал просить меня, чтобы я срочно связался с его женой, чтобы она подготовила ему медицинскую передачу. Неожиданно он бросил взгляд на книгу. Я увидел в его глазах интерес и предложил ему ее посмотреть. Он взял книгу и увидел там много фотографий, которые стал с интересом рассматривать.

— О, — говорил он, — этого я знаю… этого знаю…

Давид пытался вчитываться в текст. Я понял, что книга его очень сильно заинтересовала. Мне ничего не оставалось делать, как предложить взять ее почитать. Я поинтересовался, а можно ли ему пронести ее в камеру, на что Давид, улыбнувшись, ответил:

— Мне? Мне можно.

Прошла неделя. Я вновь появился в Бутырском изоляторе. Давид уже пришел ко мне в совершенно другом настроении. Он поблагодарил меня за книгу. Она ему в принципе понравилась. Он сразу попросил меня принести еще несколько книг — для таких же жуликов, которые сидят вместе с ним в Бутырке.

Я был странно удивлен, так как уже выступал в роли какого-то библиотекаря.

К тому времени в Бутырке сидели такие авторитеты, как Дато Ташкентский, Робинзон, Якутенок. Позже появился Петруха, ставший впоследствии моим клиентом.

Книги я принес и передал Дато. Вскоре, прочтя книгу «Москва бандитская» от корки до корки, я поинтересовался его мнением о ней. И вот тут началась наша своеобразная читательская конференция по поводу прочитанного.

Я сделал для себя очень много открытий в отношении воровской психологии, их понятий, законов, традиций и правил, которых они придерживаются, жизни, которую они ведут. Эти высказывания Дато, а впоследствии и Петрухи, совпадали с изложенным в подобных книгах, но кое в чем существенным образом отличались.

Так, например, я узнал, что понятия вор и жулик, которые употребляют законники в своем обиходном языке, имеют разные оттенки и могут употребляться в разных значениях. Что касается блатного языка, жаргона, или «фени», как мы его называем, то здесь тоже произошла определенная эволюция. Нельзя сказать, что все законники или авторитеты говорят только на фене. Наоборот, на воле, как показали мои наблюдения, они редко употребляют воровские выражения.

Конечно, когда они пребывают в следственном изоляторе, в тюрьме, то многие слова приобретают символику тюрьмы, без которых невозможно обойтись — например, шконка (кровать), хата (камера), малява (записочка) и так далее. Но говорить о том, что все законники говорят на стопроцентном блатном языке, было бы неверно. Наоборот, сейчас блатной язык стал адаптироваться именно к нашей, гражданской жизни.

И часто наше общество, особенно депутаты или иные государственные чиновники, с экранов употребляют как раз именно блатные термины — наезд, общак, разборка и так далее.

Следующим открытием было то, что все законники практически очень хорошо знают свою историю — историю возникновения воров и их традиции. Но, вместе с тем, на мой вопрос, когда же они возникли, законники, никто конкретной даты назвать не мог. Вероятно, никто и не знает, когда они возникли.

Скорее всего законники возникли в конце тридцатых годов, и появились они от тогдашних представителей преступного мира, называвшихся в то время паханами. Паханы, в свою очередь, произошли от жиганов.