зрения их практического значения и возможных эмпирических последствий, в качестве планов возможных действий или инструментов, позволяющих согласовать ожидания с опытом. <…> С точки зрения прагматизма это является убедительным аргументом в пользу монистической онтологии и говорит о её соответствии определённым практическим интересам. Но из тех же предпосылок, из того же характерного для прагматизма стремления идти навстречу интересам практически ориентированного сознания, могут быть выведены возражения против последовательного монизма. Смысл этих возражений состоит в том, что монистическая гипотеза представляется абстрактной или отчуждённой, поскольку исключает из рассмотрения множество существенных с практической точки зрения эмпирических различий. Таким образом, дилемма единства и многообразия приобретает особенное, центральное значение для автора, рассматривающего абстрактные идеи с точки зрения их практической эффективности»[57].

Из этого следует заключить следующее: вполне разумно, что тенденция Пирса к закону случайности органически выразилась у Джеймса в проблеме Единого и Многого и в склонности к плюрализму. Это же стремление выразилось и у Дж. Дьюи, и у представителя позднего прагматизма Р.Рорти. Оба признают плюрализм истины и космологическую роль случайного. Например, Рорти пишет о состоянии иронизма, которое наступает тогда, когда люди полностью осознают случайность своего места в истории и случайность содержания своего философского словаря. Иными словами, философия прагматизма уже показала связь природы случайного и необходимости плюрализма. Но она сделала это недостаточно ясно, не увязав их на онтологическом уровне, а исходя из сугубо практических соображений. Последовательное изучение связи этих категорий может привести к впечатляющим научным движениям в самых разных областях.

Как ни странно, но соображения о взаимосвязи дуализма и случайности можно найти и у Витгенштейна[58] в пункте 2.0121 «Логико-философского трактата». Конечно, Витгенштейн не имеет этого в виду, но эта мысль неявно прослеживается. Что-то существующее само по себе, или субстанция, объявляется им выступающей в качестве случайности. Причём именно «впоследствии», то есть уже после того, как она произошла. Весьма неожиданно, но в этом смысле дуализм может стать парадигмой, объясняющей в том числе и причину направленности времени от прошлого к будущему.

Возвращаясь к исходной проблеме этой статьи, отметим, что всякая трагедия является признаком онтологического разрыва, и этот разрыв, в предложенных терминах, естественно или искусственно (по воле человека) заполняется тем, что мы называем случайностью. Если выражаться на уровне метафор, случайность здесь выполняет такую же интегральную роль, что и релятивистские эффекты в физике больших скоростей. Благодаря этим эффектам мир сохраняет непрерывность, но происходит это за счёт искривлений пространства и времени. Как уже отмечалось, на уровне ментальной каузальности могут иметь место и топологические искривления, которые приводят к тому, что вероятность ментальных процессов способна влиять на вероятность нейронных процессов. Об этом закономерно находим и у Пирса: «Закон разума делает возникновение какого-то данного чувства всего лишь более вероятным. Таким образом, он напоминает “неконсервативные” силы в физике, такие как трение и так далее, которые связаны со статистическими единообразиями при случайных встречах триллионов молекул»[59].

Из дискуссии с А.В.Марковым

В конце первой части мы хотим привести выдержку из нашей полемики с профессором А.В.Марковым, который опубликовал рецензию на нашу книгу «Каузальный дуализм: размышления об онтологии и природе сознания». Рецензия обращалась не к частным темам работы, а к её общему смыслу, требуя от предложенной онтологии каузального плюрализма большей определённости.

Статья Маркова выявила новые, не замеченные нами «монистические оговорки», которых немало и в науке, и в обыденном сознании. Это такие слова, понятия или идеи, которые мы собирательно охарактеризовали как «помочи Единого», или, строго говоря, это теории, объединяющие то, что в природе не объединено никак иначе, кроме как с помощью самих этих теорий.

Такой теорией является и само понятие Единого. А также понятие «контингентность» (не-необходимость), которое мы обсуждаем далее. Рецензия Маркова окончательно сформировала наше отношение к монистическим воззрениям как к инструменту подчинения и контроля, за что мы очень благодарны. Единое Ничто мы уже понимаем здесь как корпус парадигм ограничения свободы. Но ещё пока на теоретическом уровне.

Контингентна ли контингентность[60]

Почему мы говорим о контингентноcти? Поводом послужила замечательная рецензия А.В.Маркова на нашу книгу «Каузальный дуализм» под собственным изящным названием «Не-пустые небеса дуализма»[61]. В рецензии Марков справедливо замечает, что ключевая тема для «Каузального дуализма» – проблема случайности. Однако в этом контексте он отмечает, что имело бы смысл использовать понятие «контингентность» как более удачное и отвечающее задаче. И если с некоторыми частными положениями рецензии Маркова мы готовы согласиться, то этот момент выявил не только глубокое разногласие, но и тему, которая достойна целого ответа, а возможно, и отдельной большой работы.

Автор рецензии выступил с весьма доброжелательной целью: выявить сильные стороны, а также неточности в тексте и в мысли автора, скорректировать направление дальнейших исследований, которые, вероятно, показались ему этого заслуживающими. Однако с такой критикой иметь дело значительно сложнее. Вместо ожидаемых «разоблачений» со стороны аналитического крыла, или так называемых материалистов, мы получили критику нашего плюрализма со стороны представителя культурно-исторического блока, признающего как минимум методологический плюрализм. Как говорится, пришла беда откуда не ждали. РецензияА.В.Маркова ставит куда более тонкие и системные вопросы перед каузальным дуализмом, чем могли бы поставить явные оппоненты.

Понятие «контингентность» как предмет для разногласия здесь возникает вовсе не случайно. Марков также отмечает, что данное противоречие появляется именно в том месте книги, которую он называет ядром, то есть там, где, собственно, формулируется подход каузального дуализма. Он пишет: «Но можно иметь, например, сетевые свойства, быть ячейкой в какой-то сети или иметь контингентные свойства, скажем, самому (самой) быть шансом для чего-то, самому (самой) выпасть для того, чтобы что-то было или что-то стало возможным, и тогда ты не имеешь каузального свойства, но остаёшься возможностью. <…> Как нам кажется, поэтому далее в попытках автора оспорить идею контингентноcти и проявляются недоразумения, простительные при споре с какой-то одной концепцией, но не в ядре книги»[62].

Важно заметить, что понятие «контингентность» не случайно и для той большой методологической школы, которую, вероятно, представляет Марков. Речь идёт о современной культурно-исторической традиции, которая обратила свой взор и на природу и стала пониматься широко, в частности, благодаря работам Курта Хюбнера, Пола Фейерабенда, Уилларда Куайна и др. В «Новой философской энциклопедии» сказано про К.Хюбнера: «Историческая философия науки перерастает, т. о., свои дисциплинарные границы и становится общей культурно-исторической теорией познания»[63].

При этом для Хюбнера понятие «контингентность» оказывается весьма важным по многим основаниям, и одно из них – это собственно контингентность методов