- Поначалу я только и знал, что она была морской нимфой, обладательницей той пары зеленых глаз, что глядели со дна рядом с серым граиным. Она, должно быть, вытащила меня на пляж и принялась вдувать в легкие воздух; когда я пришел в себя, наши рты под ее капюшоном были тесно прижаты друг к другу. Я ничего не мог разглядеть; когда я открыл глаза, она заслоняла их рукой, пока наконец не отодвинулась и не прикрыла лицо. Не набросила на него полупрозрачное покрывало по моде кое-каких жеманниц из Иоппы, не думай, - а натянула самый настоящий мешок, нахлобучив поверх него свой куколь.

- Хм-м.

- В ответ на мои благодарности она напомнила, что я пренебрег указаниями Афины, - немудрено, что меня изрядно искупали,- и посоветовала немедленно и безоговорочно вернуть глаз Седым Дамам, к тому времени сбившимся в косяк у самого мелководья дальше по берегу. Я так и сделал, прикидывая при этом, уж не амфибией ли была моя спасательница на водах, возможно та самая, у которой я проходил инструктаж перед вылетом в храме Афины, а потом был ею во дворе и обуздан.

- Твоя лошадиная метафора перевернута задом наперед, - сухо сказала Каликса. - В седле-то был ты.

Я не поэт, напомнил я ей, всего лишь человек, у которого есть для рассказа рассказ. Не продолжить ли его? О том, как, представившись Пемфредо в качестве сына Зевса Персея, я пропихнул ей в пригоршню глаз, моля всех троих о триангуляции; как, прозрев и обозрев меня, она хлопнула Дино, чтобы та дала ей зуб, прорычала: "Ничего!" - и в тот же миг вместе со своими неразлучными злючками повела Пегаса на взлет, направляясь в сторону горы Атлас.

- Ну вот, мудрость моей сестры себя и исчерпала, - сказал я девушке в капоре, извинился и побрел в озеро, уговаривая ее не прерывать на сей раз ради всего святого мое утопление. Без карты нет стигийских нимф, без нимф нет сумы, без сумы нет Медузы, без Медузы нет спасения от заизвесткования.

Она брела позади. "Почему ты хочешь омолодиться, Персей? Ты и в самом деле считаешь, что вновь покоришь Андромеду?" Я шел ко дну, мне было не до правильных ответов. "Или все это ради того, чтобы вновь сгодиться на должность героя?" - "Это тоже - главным образом". - "Тогда подожди!" И она вцепилась сзади в еще остававшийся над доходившей мне уже до плеч водой край туники.

- Недоумеваю и я, - сказала Каликса. - Как могло стать твоей задачей снова стать Персеем, если ты, чтобы этого добиться, должен Персеем быть?

Я был ошарашен дважды, и заклобученной девой, и вопросом Каликсы, к которому мне ранее не приходило в голову присмотреться. Я соскочил с ложа и присмотрелся к ней. "Когда ты была смертной, Каликса, не ты ли написала те самые семь писем?" Прикушенная губа неоспоримо свидетельствовала об ее авторстве; я едва мог говорить, столько нахлынуло на меня эпистолярных деталей. Я повторил совет Афины, повторенный мне тою, из-под покрова: "С некоторого момента не сдавайся, не сопротивляйся, замри - пусть будет то, что будет". Не серчай из-за Пегаса, советовала она: Афина отозвала его для юного Беллерофона, которому пришла пора начать свою карьеру. Мне следовало расположиться лагерем прямо на берегу, по крайней мере на ближайшую ночь; поскольку девиц со Стикса на карте не было, да я и сам, похоже, не очень-то понимал, где нахожусь, они, вполне возможно, были не так уж и далеки. И, чего доброго, меня даже разыскивали. И уж она-то во всяком случае вернется к утру меня проведать; почему бы не довериться своему чутью на новости и немного не покимарить?

Я был уверен, что она - прислужница Афины, та самая, за которой я приволокнулся на Самосе. Укрывшись плащом прямо на берегу, я наблюдал за круговращением звезд (тогда их сверкало на небе меньше, чем сейчас) и складывал из их безмолвных знаков и соответствий истории. Ночь выдалась холодной; я окоченел еще сильнее, чем обычно.

- Не тяни, - сказала Каликса, - она же не тянула.

- Да, она пришла. В походе случается очнуться от грез на влажном ложе; освещаемая звездами, она украдкой выбралась из озера и проскользнула ко мне под плащ - в своем насквозь промокшем. Ее всю трясло; я помог ей разоблачиться - кроме покрывала и капюшона, которых она не снимала. Но я не ошибся: я уже знал откуда-то это тело.

- "Просторное, нежное, широкобедрое, нешибкогрудое", бу-бу-бу…

- Ты совсем как Андромеда, - цыкнул я на Каликсу. - "Прости". - "Не извиняйся. Она созналась, что она - стигийская нимфа, а ее покров и есть кибисис, который она не прочь сохранить, если я не возражаю, до утра. Мы не слишком преуспели". - "Ты сказал, кажется, что она стигийка?" - "Прекрати. Она была невинна, у нее до тех пор был всего один мужчина, Посейдон, он не прошел для нее без следа, зато всяко без оргазма", - "Я испытывала оргазмы задолго до того, как познала мужчину". - "На горе и радость, она была не такая, как ты, но такая нежная, милая, моя спасительница; меня переполняла признательность, она оказалась одновременно и пылкой, и застенчивой, это льстило мне, но она была со мной напряжена - по неопытности, а я с ней мягок…" - "С непривычки". - "Ты и в самом деле написала те письма! Как бы там ни было, она - помощница Афины, напомнил я себе, а не Афродиты. Я жаждал увидеть ее лицо, и она обещала сбросить с него вуаль, когда настанет подходящий момент; если ее шея, которая особенно нравилась мне, хоть в чем-то подсказывала…"

Каликса уселась и потребовала сменить тему. Она уже не дулась, скорее меня поддразнивала, но ее не тронет мое возвращающееся возбухание, навеянное, как нетрудно понять, не только ею.

- Мы все знаем, что это была Новая Медуза, - сказала она. - Потому-то она и кутала свою голову в мешок?

- Не задавай неоправданных вопросов. Разве я спрашиваю тебя, в чем смысл рогов Аммона и кто их ему наставил?

Она помрачнела:

- Я боюсь завтрашнего дня, Персей.

Я был поражен и объяснил, что моя Стиксова нимфа ближе к рассвету заявила мне в точности то же самое, что я и объясню поутру. Я ободрил обеих: заверил океаниду, что страхи пристали скорее мне, а не ей, поскольку без Пегаса, который должен был отнести меня к Медузе в Гиперборею, не нужен мне и кибисис; постарался в случае Каликсы сменить тему, свернув на ее эпистолярную Персеиду, каковая, собственно говоря, могла сойти за виновницу настоящего повествования, послужив ему источником и пуповиной. Умерла ли она в египетском Хеммисе - утонув во время глубоководных погружений с Аммоном в Ниле или, быть может, попав в пучине страсти на прием к крокодилу - и вознесена посмертно? Или же ее вознебешение было своего рода наградой за авторство, наподобие Дельфина, вызвезженного за его убедительные речи Посейдоном? Что же касается Хеммиса…

Но она хранила молчание, только все теснее прижимаясь в ту ночь ко мне, точно так же прижималась - все еще под своей мантией - на берегу ко мне и Медуза на утренней росписи. II-F, как и ее прообраз, оказалась семичленкой, но настолько превосходила его размахом, что каждая из ее панелей была много масштабнее самой большой сцены внутренней серии, и разглядывать их можно было только порознь. Я спросил у Каликсы, можем ли мы, придерживаясь Зевсова графика, осмотреть их все в один день или же должны уделить многочисленным клеймам целую неделю.