– Я очень сожалею, что оказался в неправильном месте в неправильное время, – неохотно признал он. – Но твой отец принес картину в «Архангел» по случайному совпадению. В то время лондонской галереей руководил я, а не Микаэль или Рафаэль. – По этому поводу Габриэль тоже долгое время сожалел.

Правда, если бы не жадность ее отца, он не встретился бы с Брин тогда, пять лет назад.

Она взмахнула длинными ресницами.

– Ответь мне, для тебя имеет значение, что я дочь афериста?

– Конечно нет. И твое недоверие по этому поводу до сих пор мешает тебе наладить со мной контакт.

Это была правда. Еще месяц назад она ненавидела Габриэля Д’Анжело за ту роль, что он сыграл в судьбе ее отца, а неделю назад она была противна сама себе, позволив поддаться ласкам Габриэля. Она все еще была подавлена событиями прошлого, но из разговора с матерью она узнала о том, что их с отцом семейная жизнь в то время уже дала трещину. Мэри знала, что у нее с мужем нет будущего и его аферы вскоре приведут к краху. Поговорив с матерью, Брин получила уверенность в том, что ее отец не прислушался к советам Габриэля и решил сообщить о существовании картины прессе, после чего все вышло из-под контроля.

Все эти обстоятельства представили ситуацию в другом свете. В детстве Брин просто боготворила отца. Но сейчас, повзрослев, она осознала, что он был отнюдь не идеальным мужем и отцом. Конечно, Габриэль был причастен к злоключениям отца, но он лишь случайно оказался участником его глобальной аферы. Но роль Габриэля во всей этой истории делала невозможными отношения между ними сейчас.

Невозможными их делали чувства Брин к Габриэлю. Пять лет назад она была ослеплена дьявольской красотой Габриэля Д’Анжело. Снова встретившись с ним, узнав его так близко, она осознала, что тогда это было не просто слепое увлечение. Она полюбила его и любила до сих пор. Именно по этой причине другие мужчины были ей не интересны. Да и кто может соперничать с Габриэлем Д’Анжело?

Из-под полуопущенных век Габриэль увидел, как Брин поставила ноги на пол и выпрямилась в кресле. Лицо ее выражало безразличие.

– Скажи мне, что ты сейчас думаешь о наших отношениях? – тихо произнес он.

– Я сейчас не думаю о нас, – холодно сообщила она.

Он напрягся.

– И нам не нужно снова встречаться наедине, – твердым тоном продолжила она. – Габриэль, ты попросил, чтобы мы поговорили, и мы сделали это. Я сказала, что именно чувствую. – Она вздернула подбородок. – И если что-либо из сказанного заставит тебя передумать и снять мои работы с выставки, то, значит, так тому и быть! – с вызовом добавила она, поднимаясь из кресла.

Габриэль расстроенно посмотрел на нее, понимая, что Брин умышленно отталкивает его, но он не представлял, как пробиться через выстроенную ею оборону.

– Я не передумаю, Брин, – мрачно заверил он. – Наши соглашения остаются в силе. – Он говорил таким же вызывающим тоном.

Она настороженно посмотрела на него.

– Что это значит?

Габриэль иронично посмотрел на нее:

– Это значит, что ты не очень хорошо знаешь меня, если полагаешь, что я просто так оставлю тебя. Это означает, – твердым тоном продолжил он, чтобы она не прервала его, – что на протяжении двух недель перед выставкой я буду требовать, чтобы ты появлялась в галерее хотя бы раз в день. Это означает, что ты можешь попытаться убежать от меня, от нашего взаимного влечения, но на протяжении следующих двух недель я не позволю тебе просто игнорировать меня.

– Зачем ты это делаешь? – В ее сине-серых глазах блеснули слезы.

– Как ты думаешь, зачем? – прохрипел Габриэль, ненавидя себя за то, что является причиной этих слез.

Брин безразлично взмахнула руками.

– Может быть, потому, что ты – тот самый самоуверенный Габриэль Д’Анжело? – надсаженным голосом обвинила она. – И тебе просто никто и никогда не отказывал? – Она с отвращением покачала головой. – Или, может быть, потому, что тебе нравится мучить меня!

Габриэль сжал кулаки, хотя при этом попытался изобразить улыбку на лице.

– Остроумно, Брин, но я уже предупредил, что не отступлюсь, если ты намеренно попытаешься оскорбить меня.

– Я не…

– Пытаешься, Брин, – хрипло произнес он. – И да. Я самоуверен. И я никогда не приму отказ от женщины, которая хочет меня так же сильно, как я ее.

Она резко набрала воздуха в легкие:

– Ты…

– Брин, твои губы могут произносить слово «нет», – безжалостно продолжал он, – но остальные части тела, особенно возбужденные соски, – он намеренно опустил взгляд на черную рубашку, под которой эти набухшие соски так явно просматривались, – определенно говорят «да».

Брин инстинктивно прикрыла грудь руками, хотя вынуждена была признать правоту Габриэля; еще несколько минут назад она возбуждалась от чувственных прикосновений его рук к ее ногам. Ей хватало одного только взгляда на эти соблазнительные губы, мускулистый торс – и ее тело начинало ныть от вожделения.

И теперь Габриэль предлагал, даже приказывал, чтобы она ежедневно в течение двух следующих недель перед выставкой проводила часть времени в его компании.

Теперь ее глаза скорее сверкали гневом, а не блестели слезами.

– В данную минуту ты мне не очень-то нравишься, Габриэль.

Он еще раз невесело улыбнулся и мягкой походкой хищника быстро приблизился к ней.

– Если это называется «не нравлюсь», то пусть так продолжается подольше, – парировал он.

Брин отступила назад, не сразу поняв, что упирается в стену.

– Думаю, меня даже будет возбуждать твоя ненависть, Брин, – произнес Габриэль мрачным тоном.

Она снова, как и в прошлый раз, оказалась в плену его рук, которыми он уперся в стену вокруг ее головы. Габриэль намеренно долго смотрел Брин в глаза, затем опустил голову и впился в ее губы жарким поцелуем. Брин тихо застонала, но после секундного колебания ее руки обвились вокруг шеи Габриэля, и она жадно ответила на его поцелуй. Их языки переплетались, пальцы Брин путались в густых волосах Габриэля. Приподнявшись на цыпочках, она плотнее придвинулась к нему. Ее груди прижались к накачанному торсу. Член Габриэля мгновенно откликнулся на это прикосновение, становясь больше и тверже, и она начала медленно тереться об него.

Габриэль прервал поцелуй, чтобы с жадностью пройтись губами по шее, спуститься к груди. Он издал разочарованный стон, когда понял, что пуговицы ее рубашки мешают ему. Однако он легко разделался с этим препятствием, с силой распахнув рубашку. Пуговицы разлетелись в разные стороны.

– О да, – произнес он шепотом, с нежностью рассматривая ее аппетитные груди, выглядывающие из красного ажурного бюстгальтера. – Я так ждал этого момента. – Он пристально смотрел ей в глаза, одной рукой расстегивая застежку бюстгальтера. Затем он бросил его на пол.