Она не сомневалась, что возлюбленный «на-три-дня» никому не позволит увидеть ее обнаженное тело. Ведь он так переживал по поводу того, что официант увидел ее в купальнике, поверх которого была надета футболка. Поэтому она расслабилась, по крайней мере мысленно, и погрузилась в ощущения, которые он ей дарил. Ее тело кричало от наслаждения и желания. И даже холодные струи водопада, берущего начало в горах, не охладили ее пыл.

Себастиан плыл вместе с ней, они не переставали целоваться, пока не достигли ступенек другой стороны бассейна. Затем он поднял ее на руки и вынес из воды.

Оторвавшись от его губ, Лина спросила:

— Куда мы идем?

Он кивнул в сторону изысканного кованого двухместного шезлонга под парусиновым навесом, стоявшего посредине изумрудного газона.

— О, — выдохнула она.

Он улыбнулся, и взгляд его был мягким и теплым. Лина побоялась увидеть в нем нечто большее, чем просто мужскую страсть. Она не хотела снова обманывать себя.

Он осторожно уложил девушку на пышные подушки, а затем присоединился к ней, накрыв ее своим телом.

— Говорил ли я тебе, как ты красива и необыкновенно сексуальна, принцесса?

— Возможно, ты об этом упоминал, — голос ее срывался.

Он поцеловал ее лицо, шею, грудь.

— Это заслуживает больше, чем просто упоминания.

— Спасибо тебе. Ты самый сексуальный мужчина, которого я знаю.

— Рад это слышать. — И он, обхватив губами ее набухший сосок, облизал его, потом пососал, потом обвел языком напрягшийся кончик и повторил это снова, лаская руками все ее тело.

Лина хотела обнять его, но он взял ее руки и отвел назад, к изголовью шезлонга, сделанному из кованых металлическим прутьев.

— Держись за прутья, принцесса.

— Но я хочу прикасаться к тебе.

— Ведь ты согласилась, что командовать буду я.

— В комнате. А сейчас мы на улице.

— Я настаиваю, чтобы ты держалась за прутья. Ты можешь сделать это для меня?

Она не могла противиться ему.

— Да.

И Себастиан принялся ласкать ее с новой силой. Он целовал, облизывал и возбуждал каждый кусочек ее тела, пока она не почувствовала, что готова взорваться.

Затем он нежно раздвинул ее ноги и прикоснулся языком к самой интимной части ее тела.

Она вскрикнула от неизъяснимого блаженства, содрогнувшись в конвульсиях, а тело ее между тем приготовилось к следующему сладкому испытанию. Не прекращая ласк, Себастиан пальцем проник в ее лоно. Лина почувствовала удовольствие… и некоторую боль, но это еще больше возбудило ее, поскольку барьера, который, как она знала, означал ее девственность, больше не существовало.

И уже через минуту резкая боль снова пронзила ее, смешавшись с эйфорией блаженства.

Приподняв длинные ресницы, Лина посмотрела на Себастиана сквозь пелену удовлетворения, охватившего все ее существо. Она была безумно благодарна этому человеку, ведь он сделал то, что не дано было сделать никому другому.

И древнее первобытное чувство, о котором она и не подозревала, возликовало в ней.

Себастиан приподнялся, подался вперед и лег на Лину всем телом, но не стал входить в нее. Вместо этого он стал ласкать пальцами ее набухшую грудь и слегка пощипывать сосок.

— Я… это… — Девушка не могла собрать сметенные мысли, но понимала, что должно произойти нечто другое.

Однако ей было очень хорошо, да и Себастиан, похоже, также наслаждался этим. Лицо его исказилось в экстазе, а движения бедер становились все более интенсивными. Ее тело так жаждало этих прикосновений, что она почувствовала приближение еще одного счастливого момента.

И когда этот момент наступил, она услышала громкий крик Себастиана.

Ощущения были настолько острыми, что ей показалось — она может сойти с ума. И Лина цеплялась за остатки сознания, чтобы в полной мере ощутить это небывалое блаженство.

Себастиан что-то сказал ей в висок, но она ничего не поняла.

— Что? — спросила девушка блаженным голосом.

Одну секунду он смотрел на нее потрясенным взглядом, но затем лицо его обрело обычное невозмутимое выражение.

— Ничего.

— Но ведь ты что-то сказал.

— Только то, что хочу это снова повторить.

— Замечательно, ведь у нас есть три дня.

Что-то мрачное мелькнуло на его лице, но он кивнул.

— Хорошо.

Хоук отвел Лину на нижний этаж, в гостиную. Она свернулась калачиком на кожаном диване, и он оставил ее ненадолго одну, чтобы проверить электронную почту и сделать несколько телефонных звонков, но вскоре вернулся к ней.

Лина притягивала его, словно магнит. И это было не только сексуальное влечение — он просто хотел быть рядом с ней.

Себастиан признался самому себе, что впервые в жизни влюбился. В женщину, которая была предназначена для другого мужчины.

Только Лина не считала себя ничьей невестой. В первый день, когда они приехали сюда, она сказала, что он похож на ее отца. Возможно, в какой-то степени это так и было. Но Себастиан совсем не хотел заставлять свою принцессу выходить замуж против ее воли.

Она заявила, что никогда не сможет полюбить его из-за этого сходства с отцом, и он надеялся изменить ее мнение. Они занимались любовью, но она до сих пор называла это сексом, пряча от него какую-то часть себя. Он сходил от этого с ума, и ему хотелось разрушить существовавшую между ними преграду. Но он знал единственный способ, как это сделать, — заниматься любовью. Снова и снова.

Себастиан сказал ей, что хочет немного подождать, и тогда он попробует войти в нее. А иначе при первом их полном соединении она может испытать сильную боль.

Он считал, что первый раз не должен оказаться последним. И это должно было произойти сегодня вечером, в последний из трех оговоренных дней.

Но именно сейчас он стремился просто находиться рядом с ней. Глупо? Возможно. Но это было правдой.

А еще ему было отрадно осознавать, что она теперь гражданка США. Ведь если отец Лины утратил законное право контролировать ее, то это значит, что у них может быть совместное будущее.

Хоук сел у нее в ногах, и темные глаза девушки приоткрылись. В них светилась любовь, он был уверен в этом. Но еще мгновение — и они стали грустными.

Себастиан еле сдержал горестный вздох. Это была его вина, и он вынужден был ее признать. Первую ошибку он совершил восемь лет назад, когда покинул Лину, а вторую — четыре дня назад, когда отправился искать ее с намерением вернуть обратно в семью.

И он хотел исправить эти ошибки.