друг. За то время, которое я вас знаю, у меня выработалось определенное мнение по отношению к вам. И поверьте, оно объективное. Вы очень добропорядочный и хороший человек и меня в этом никто не переубедит. А вам милая фрау, – обращаясь к Эльзе, – если помните, говорил, о том, что Господь вас не оставит. Вот видите, я оказался прав. Мы с дочкой очень рады за вас, и надеюсь, вы скоро пригласите нас на свою свадьбу. Любовь, мир, согласие вашему дому. Нам пора, наверное, постояльцы уже ждут нас, с вашего позволения мы пойдем.

Проводив доктора и Луизу, Саидходжа с Эльзой обнявшись, вошли в дом. Так прижавшись, они провели еще некоторое время. Оба не решались начать разговор, ведь сегодня они впервые чувствовали друг друга. Им хотелось так многое сказать обоим, но нужных слов не находили. Молчание нарушил Саидходжа,

– Милая, родная Эльза. Я мусульманин и никогда не откажусь от своей веры. Ты католичка, и я не вправе требовать у тебя отречения. Я знаю, что люблю тебя и не представляю свою жизнь без тебя. Надеюсь, Всевышний простит меня, надеюсь, и твой бог не будет против и не прогневается, прошу тебя, выходи за меня замуж.

Эльза, услышав его слова, ничего не отвечая, своей ладонью прикрыла его губы и затем крепко сама прильнув к нему своими губами, тихо произнесла, – Да, я согласна…

ГЛАВА 17. Пути господни неисповедимы

Когда доктор Штаубе и Луиза вернулись домой, их у дома ожидали три советских офицера из оккупационных войск. Капитан, сидевший на ступенях крыльца, по-немецки спросил,

– Вы доктор Штаубе?

– Да, это я, а эта девушка моя дочь Луиза, – ответил ему доктор.

– Очень приятно, мы от бургомистра. Я капитан Соколов Игорь, а эти старшие лейтенанты Уваров Дмитрий и Нефедов Николай.

Открывая дверь, доктор предложил,

– Прошу вас, проходите в дом, господа. – Зайдя домой, доктор попросил дочку,

– Луиза, родная, накрывай на стол, возможно господа офицеры проголодались, а я покажу им дом. Или вы предпочитаете отдохнуть?

– Мы только что выписались из госпиталя, мои товарищи, наверное, пойдут отдыхать, а я пожалую с вами пройдусь.

Бывалый разведчик по привычке должен был осмотреться вокруг.

– Тогда позвольте, я провожу ваших товарищей в их комнаты и сразу же вернусь.

Пока доктор устраивал Нефедова и Уварова, Соколов не дожидаясь его, пошел осматривать дом. Войдя в одну из многочисленных комнат, он оказался в кабинете доктора. Три стены кабинета были уставлены шкафами, набитыми доверху книгами. У окна стоял огромный дубовый стол ручной работы, по бокам, которого находились добротные, резные, ручной работы кресла. В это время в комнату вошел хозяин,

– А, вы здесь, господин офицер? Я вас уже было потерял. Ну, как вам мой кабинет, понравился?

– Да, очень уютно, и знаете, находясь здесь, чувствуешь себя как будто не было войны. Великолепная обстановка и спокойствие, не хочется уходить.

– Вы правы, бог миловал наш городок, и война прошла стороной от него. Хотя я потерял свою жену в Берлине, во время бомбежки.

– А в вашей семье кто-нибудь воевал?

– А как же, сын Герхард,

– И где же, если не секрет?

– Скрывать мне нечего, на восточном фронте. Он, так же как и я, врач, хирург. Последнее письмо от него я получил в 1943 году из Сталинграда.

И тут капитан увидел на столе извещение от командования немецкой Армии, где говорилось о том, что во время бомбардировки погиб.

– Он, значит, погиб?

Доктор чуть было не сказал, что нет, он жив. Но в последний момент вспомнил просьбу Саидходжи.

– Надеюсь, нет, и жив,

– А извещение?

– Извещение одно, но ведь его никто не видел мертвым. Значит, он, возможно, остался жив, и я хочу в это верить. Пусть даже он попал в плен, я хочу в это верить.

– Вы оптимист, оказывается…,– не договорив, Соколов увидел на столе фотографию Герхарда, и, схватив его, спросил у доктора, – извините доктор, а кто это на фотографии?

– Это и есть мой сын Герхард, а что случилось?– взволнованно спросил он,

Еще немного подержав фотографию в руке, затем положив на стол, Соколов, обернувшись, взяв доктора за плечи, усадил в кресло.

– Ну-ка отец, присаживайтесь, и держитесь крепче за спинки кресла, я скоро вернусь, – сказав, вышел из кабинета.

Через пару минут, держа в одной руке графин с водой, а в другой ведя Луизу со стаканами в руке, вошел в кабинет. Налив в стаканы воды, протянул им. Доктор тут же ему возразил,

– Я не хочу пить, в чем дело?– А Соколов не унимаясь,

– Держите, держите. Она вам сейчас понадобится, когда услышите новость, которую я вам скажу. Ну, вы готовы, услышать ее?

– Да,

Доктор и Луиза напряглись, хотя вид капитана сулил им хорошую весть. Капитан взял в руки фотографию Герхарда, и повернувшись лицом к ним, торжественно произнес,

– Уважаемый доктор Штаубе, Луиза. Ваш сын и ваш брат Герхард жив, и если не ошибаюсь, он еще пока здесь, недалеко от вас.

Как и предполагал капитан, они, залпом выпив воду, вскочили с кресел,

– Как, где, не может быть?– Схватили за руку капитана.

– Может, еще как может, – обнимая их обоих, сказал капитан. – И надо же, такому случится. В январе 1943 года, в городке Калач, под Сталинградом, среди развалин госпиталя, именно я его нашел. Он был без сознания и лежал на носилках.

Капитан рассказал им, как его нашел. Как приказал двум бойцам отнести его в госпиталь. Как особист хотел его бросить в яму к остальным погибшим немцам, а капитан Кондратьев не дал ему этого сделать. Затем Герхард, придя в себя, спас его друга Саидходжу и начальника штаба Армии генерал лейтенанта Комарова, который в последующем прогнал особистов.

– Дорогой доктор, в этой истории есть и грустная сторона. Когда в госпиталь попала авиабомба, я не знаю, как ваш сын оказался на носилках. Вот когда мы его нашли, он был придавлен козырьком входа госпиталя. Наверное, вследствие взрыва, а может быть из-за попадания на него обломков здания, ваш сын потерял память. Мы его называли доктор Ганс.

– О Боже, – воскликнул доктор.

– Но это не столь страшно и не столь важно. Главное ваш сын Герхард жив, и вы правы, он – великолепный хирург, спас немало жизней. Память рано или поздно восстановится и он вспомнит вас, не так ли?– успокаивая, спросил капитан.

– Да, конечно, главное он жив и вы сказали где-то рядом. Мы можем его увидеть?

– Я сказал, был,

– Почему был и где он сейчас?

– Меня выписали неделю назад, тогда