Мелинда спустилась съ высотъ своего замка къ зеленымъ болотамъ, и точно: на изумрудной трясинѣ сверкаютъ, какъ маленькія солнца, золотыя чашечки сочныхъ водяныхъ цвѣтовъ.

Мелинда пожелала набрать кувшинокъ въ букетъ; но цвѣты росли далеко отъ твердаго берега, и она не могла дотянуться къ нимъ руками.

Въ трясинѣ — вблизи цвѣтовъ — лежалъ и гнилъ старый, черный пень погрязшей ивы.

«Гдѣ держится дерево, можно удержаться и мнѣ, - подумала Мелинда, — не много тяжести прибавлю я этому чурбану…»

Легче стрекозы прыгнула она съ земли на ивовый пень и весело наполнила свой передникъ желтыми цвѣтами. Тогда мертвый чурбанъ ожилъ — и, крѣпко обнявъ свою добычу, болотный царь, вмѣстѣ съ Мелиндою, погрузился въ жидкую тину.

Служанки, видя, что госпожу ихъ засосала трясина, съ плачемъ понесли горькую вѣсть графинѣ Примулѣ. Графиня одѣлась въ трауръ и отслужила панихиду по умершей дочери.

Она каждый день приходила къ мѣсту погибели Мелинда и плакала такъ горько, что вмѣстѣ съ нею плакали всѣ птицы надъ болотомъ. Но, боясь царя мареммы, ни одна не смѣла разсказать несчастной матери, что сталось съ ея Мелиндою.

Наконецъ, одинъ старый Аистъ, улетая осенью въ Африку на зимовку, сказалъ Примулѣ:

— Не убивайся такъ ужасно. Дочь твоя жива. Ее похитилъ и держитъ въ плѣну болотный царь, владыка этой мареммы.

— Могу ли я возвратить ее? — спросила Примула.

— Этого я не знаю. Но въ мареммѣ живутъ три колдуна, знакомые съ болотнымъ царемъ. Они могутъ объяснить тебѣ все, что ты желаешь.

Примула отправилась къ колдуну и дала ему много золота, чтобы онъ научилъ ее, какъ спасти Мелинду.

— Ничего нѣтъ проще, — отвѣчалъ колдунъ. — Болотный царь не имѣетъ права задерживать y себя твою дочь, если…

Но онъ не успѣлъ договорить, потому что чары болотнаго царя мгновенно превратили его въ лягушку, и, убѣгая отъ пролетавшаго журавля, колдунъ проворно прыгнулъ въ камышъ. — Сущіе пустяки, — сказалъ другой колдунъ. — Зови свою дочь съ того берега, гдѣ она погибла, девять зорь утреннихъ и десять вечернихъ по девяти разъ каждую зорю, и болотный царь потеряетъ надъ нею власть, если… Но на этомъ словѣ чары болотнаго царя скрутили колдуна въ пестраго ужа, и онъ, зашипѣвъ, обвился вокругъ золота, подареннаго ему графинею.

Придя къ третьему колдуну, графиня скрыла отъ него несчастія двухъ его товарищей и сказала такъ:

— Болотный царь укралъ мою дочь. Но мудрые люди говорятъ, будто я могу возвратить ее себѣ. Стоитъ только девять зорь утреннихъ и девять вечернихъ звать ее по девяти разъ на томъ мѣстѣ, гдѣ она потонула, и болотный царь долженъ будетъ отпустить ее, если…

— Если она еще дѣвушка, — договорилъ колдунъ. И, обращенный въ кулика, жалобно застоналъ надъ ближнею лужей.

Девять утръ и восемь вечеровъ болото безмолвно внимало материнскому призыву. Когда же догорѣла послѣдняя вечерняя заря, графиня Примула — вмѣстѣ съ туманомъ, побѣжавшимъ по мареммѣ, - услыхала изъ трясины голосъ Мелинды:

— Поздно зовешь меня, мать моя. Болотный царь овладѣлъ мною, и я осуждена остаться его рабою, на днѣ болота. Прощай, мать! Я въ послѣдній разъ говорю съ тобою. Близка зима, и скоро мы, съ царемъ-супругомъ, задремлемъ на тинистомъ ложѣ, пока солнце не возвратитъ землѣ тепла. Новымъ же лѣтомъ я дамъ тебѣ знакъ, что жива и помню о тебѣ.

Прошла зима. Отшумѣли весенніе дожди, отпѣли соловьи, вытянулся въ метелку зеленый маисъ, зачервонѣлъ баклажанъ, надулся въ золотое ядро толстокожій лимонъ, пролетѣли и умерли свѣтящіяся мухи, загрохотали по горамъ ночныя грозы, — и вотъ, съ первою зарею, поворотившею солнце отъ нѣжной весны къ палящему лѣту, на поверхность трясины поднялся изъ глубины, на склизкомъ колѣнчатомъ стеблѣ, новый цвѣтокъ: водяная лилія.

Вглядываясь въ ея молочно-бѣлые лепестки, зарумяненные лучемъ розовой зари, Примула узнала цвѣтъ лица своей дочери, a сердцевина цвѣтка была золотая, какъ волосы Мелинды. И Примула поняла, что передъ нею — внучка, дитя союза Мелинды съ болотнымъ царемъ.

Примула прожила много лѣтъ, и каждый годъ Мелинда покрывала трясину ковромъ бѣлыхъ лилій, въ знакъ того, что она жива и, вѣчно-юная и прекрасная, царитъ надъ болотною державой. Но однажды слуги, сопровождавшіе графиню въ ея обычную прогулку къ болоту, сказали другъ другу:

— Долго ли таскаться намъ изо дня въ день слѣдомъ за сумасшедшею старухою. На ней драгоцѣнное ожерелье, каждая жемчужина котораго стоитъ больше, чѣмъ всѣ мы вмѣстѣ можемъ заработать за цѣлую жизнь, если даже не будемъ разгибать спины отъ солнечнаго восхода до заката. Убьемъ старуху и бросимъ трупъ въ болото. Всѣ повѣрятъ, что она сама свалилась въ трясину — въ объятія своей любезной Мелинды.

Злодѣи поступили, какъ говорили, и скрыли убійство такъ хитро, что остались ненаказанными. Но съ тѣхъ поръ осиротѣлая Мелинда возненавидѣла людей. Въ справедливомъ гнѣвѣ, она отреклась отъ своей прежней кроткой природы и сдѣлалась угрюмою и жестокою, подобно своему страшному супругу. Вмѣсто нѣжныхъ лилій, она стала рождать чудовищъ, гибельныхъ для человѣческаго рода. Она произвела свирѣпую моровую дѣву, малярію, опустошительницу мареммъ. Она родила блуждающихъ огненныхъ духовъ, что втягиваютъ въ топи ночного странника, показываясь ему издали лампою въ деревенской хижинъ, маякомъ на скалѣ, костромъ пастуха или факеломъ путешественника. Отъ Мелинды произошли столбообразные бѣлые призраки, качаемые полуночнымъ вѣтромъ надъ провалами болотъ, когда въ стоячія воды глядится полная луна. Они вползаютъ по мѣсячному лучу въ жилища людей и поражаютъ ихъ лихорадкою. Дочери Мелинды — прекрасныя голубоглазыя чертовки, завлекающія въ болота береговыхъ прохожихъ. По поясъ въ трясинѣ — потому что лишь до пояса онѣ женщины, a ниже — гадкія лягушки, — онѣ молятъ спасти ихъ отъ вѣрной погибели, но, когда прохожій разжалобится и протянетъ имъ руку помощи, онѣ съ хохотомъ топятъ его самого въ зыбучей безднѣ. Отъ Мелинды родились феи, низводящія медвяную росу на плодовыя деревья и поражающія человѣка горловыми болѣзнями. Она родила однополую ехидну, которой взглядъ ядовитъ для людей, и толстую жабу, съ свинымъ голосомъ и человѣчьимъ смѣхомъ, которую ищутъ колдуны, чтобы ея печенью и кровью окармливать беременныхъ женщинъ, — и тогда онѣ выкидываютъ плодъ или рождаютъ безобразныхъ кобольдовъ.

ТѢНИ НОЧИ

Молдавская легенда

Степь… Куда ни глянь, — все плоско. Взоръ уходитъ далеко-далеко, пока не остановитъ его темь быстро упадающей ночи. Ни пригорка, ни перелѣска: степь, одна степь. И вѣтеръ спитъ, и трава не шепчетъ. Лѣниво плетется между отмелей мелководный Прутъ. Лѣниво качаются въ немъ мигающія звѣзды неба, и веселая красная звѣздочка костра на берегу. Овчаръ, подъ камышевымъ шалашомъ, гудитъ на волынкѣ одинокую пѣснь; тысячеголовая отара безпечно разбрелась