чем вызвали у сидевших испуг и смятение. Я предупредил вставших, что мы им ничего дурного не сделаем, но нам надо поговорить с атаманом. Получив ответ, что атаман уехал в соседнюю станицу, мы быстро нашли его лежащим под лавкой у стены.

Забрав атамана, мы вышли на улицу и вновь услышали шум приближающегося к нам разъезда. Опять залегли, и в тот момент, когда разъезд был уже ясно нами виден, с нашей стороны вдруг грянул выстрел. Приближавшийся к нам разъезд буквально улетел; взяв атамана, мы присоединились к коноводам, где нашли полковника Гершельмана с офицерским эскадроном. Полковник Гершельман, беспокоясь за участь офицерского разъезда, пришел к станице Ново-Донецкой с остальными тремя взводами офицерского эскадрона, чем показал нам, насколько все мы были братски близки один другому и насколько велика была забота командира о своих подчиненных.

По приказанию полковника Гершельмана пленные казаки были отпущены вместе с их конями, а их оружие осталось у нас. На следующее утро атаман был сдан в штаб армии.

* * *

Прошло 44 года. Я в Америке и стою у церкви, в которой идет богослужение. Мимо меня прошел высокий, седой, благородной осанки господин; его поддерживает под руку, помогая его больной ноге, молодая очень интересная дама. Прошли мимо меня и невдалеке сели на садовый диванчик. Ко мне подошел староста церкви и, указывая на них, сказал: «Вот этот господин хочет вам что-то сказать».

Я подошел и спросил:

– Вы хотите мне что-то сказать?

Господин ответил:

– Вы были командиром 1-го офицерского эскадрона в 1-м Кубанском походе?

– Да, я был.

– Вы помните поручика Сукачева?

– Конечно помню!

– Так это я – поручик Сукачев[327].

Мы стали встречаться, вспоминать былое, и как-то в разговоре я его спросил:

– Лев Павлович! Помните вы, как мы ходили ловить атамана?

– Конечно помню!

– Скажите, пожалуйста, кто тогда выстрелил?

– Выстрелил я, так как я боюсь собак, а когда мы залегли, ко мне шла собака.

Выстрел был сделан, разъезд ускакал, не было тогда смысла спрашивать: кто выстрелил? почему выстрелил? и т. д. А вот теперь, через 44 года, я узнал, кто выстрелил и почему выстрелил.

Мы с бывшим поручиком Сукачевым живем, как и тогда, в 1-м походе, но теперь он не поручик Сукачев, а бригадный генерал Итальянской армии.

А. Крицкий

История 1-го кавалерийского «полковника Гершельмана» дивизиона[328]

13 февраля, окончив задачу по прикрытию переправы, эскадрон прибыл в станицу Ольгинскую на присоединение к армии. 15-го на рассвете эскадрон выступил из станицы Хомутовской на Зимовники за лошадьми для армии, прикрывая вместе с тем с севера фланговый марш армии, переходящей из станицы Хомутовской в село Лежанка. Работая по набору лошадей в Зимовниках, эскадрон имел несколько удачных стычек с бывшими солдатами Кавказского запасного полка, после каковых в эскадроне были приобретены первые пять шашек с убитых большевиков.

20 февраля эскадрон, идя уже на Лежанку для соединения с армией, ночевал на зимовнике Пишеванова, и ночью от неизвестной причины загорелась навозная изгородь вокруг зимовника. После долгих усилий огонь к утру 21-го был потушен, и эскадрон, гоня перед собой табун набранных лошадей и сам сидя уже на хороших ремонтных лошадях, к вечеру 22 февраля вошел в село Лежанка, которое часа 3 тому назад армия взяла с боя. 23 февраля, в составе арьергарда армии, эскадрон перешел в станицу Новокорсунскую и на следующий день – в авангарде армии – в станицу Незамаевскую.

25 февраля эскадрон в колонне главных сил перешел в станицу Веселую, откуда 2-й взвод под командой штабс-ротмистра Дубровинского[329] с подрывным вьюком был направлен к станции Ново-Леушковской для взрыва железнодорожного виадука. Задачу разъезд выполнил удачно, что на следующей день способствовало армии перейти железнодорожное полотно у станции Ново-Леушковской совершенно беспрепятственно, так как подошедший броневой поезд красных из-за взорванного виадука не мог подойти на выстрел к армии, и его снаряды не долетали. При переходе армии через полотно железной дороги эскадрон, занимая станцию Ново-Леушковскую, составлял как бы прикрытие фланга армии, на случай могущего быть десанта красных из бронепоезда.

Пропустив армию, эскадрон, составляя ее арьергард, перешел через станицу Ново-Леушковскую в станицу Старо-Леушковскую. Из станицы Старо-Леушковской был выслан сборный разъезд в 18 коней под командой ротмистра Крицкого в станицу Ново-Донецкую для освещения этого района и ареста атамана этой станицы, который впоследствии, по приказу генерала Корнилова, был казнен. Войдя уже с темнотой в станицу Ново-Донецкую, разъезд столкнулся с вошедшим в эту же станицу с другой стороны разъездом красных кубанских казаков, и после нескольких выстрелов кубанский разъезд, которому был закрыт разъездом эскадрона выход из станицы, сдался целиком, так что разъезду досталось еще 12 шашек, взятых у пленных.

К полуночи того же дня к станице подошел и полковник Гершельман с эскадроном. По приказанию полковника Гершельмана пленные казаки вместе с лошадьми были отпущены и лишь отобрано оружие. Переночевав в стогах соломы, эскадрон на следующее утро выступил на станицу Березанскую, которую в этот день должна была взять армия. Идя маршем по большой дороге станица Ново-Донецкая – станица Березанская и не доходя последней версты, 2-й эскадрон был предупрежден прискакавшим раненным в грудь кадетом, бывшим в головном дозоре, что впереди, на бугре, находится цепь красных кубанских казаков, которая только что захватила в плен штабс-ротмистра Мальвинского[330] и прапорщика Венценосцева[331], тоже бывших в головном дозоре. Продвинувшись еще вперед, эскадрон действительно уверился, что следующий, перед эскадроном, бугор сплошь занят стрелковыми цепями.

Тогда эскадрон свернул с дороги вполоборота направо и стал целиной подходить к станице Березанской, со стороны которой была слышна стрельба. Пройдя без дорог еще с полверсты, эскадрон обнаружил перед собой конницу, стрелявшую по эскадрону с коней. Полковник Гершельман решил, что это свои, и, остановив эскадрон, выслал навстречу коннице разъезд, но разъезд тоже не пропустили, а обстреливали, и даже из пулемета. Тогда эскадрон, развернувшись в лаву и подняв винтовки вверх прикладами (условный знак для опознания своих), стал шагом, несмотря на продолжавшийся огонь, приближаться к стоявшей за отдельными хатами коннице.

Но лишь эскадрон прошел несколько десятков шагов, как из камыша вышла цепь пехоты и стала стрелять залпами. По огню и по тому порядку, в котором цепи пехоты вышли из засады, большинство офицеров эскадрона поняло, что это свои, но подойти нельзя, так как стреляют, и в эскадроне уже есть потери. Тогда эскадрон повернулся кругом, стал отходить и, отойдя с версту и переправившись через речку, другим берегом, в колонне по три, без