первых частей через реку Ерек. Приняв на крупы своих лошадей пехотинцев, эскадрон перевозил армию через бушующую речку, перейдя ее до 20 раз от одного берега до другого. И только поздней ночью, закончив переправу, эскадрон, люди и лошади которого буквально замерзали, прошел в станицу. Отдохнуть, однако, не удалось: эскадрон послал сейчас же сеть разъездов для установления связи с отошедшим противником и выслал ряд наблюдательных постов, охраняя тем отдых армии, люди которой, дойдя до теплой хаты, свалились как мертвые; в этот день, при ужасной погоде (дождь и ветер, пронизывающий буквально до костей, снег и временами мороз, затем вновь дождь и опять снег и мороз при бушующем ветре), они сделали дневной переход по почти непроходимой дороге, по которой ни одна пушка и повозка не дошли, а, застряв, были брошены, затем вели еще ночной бой с переправой через реку без моста и парома. Только к вечеру 16 марта отдохнувшая пехота сменила эскадрон, охранявший сон армии, и его людям можно было отогреться самим и погреть и подкормить лошадей.

17 марта в эскадрон прибыло пополнение в 5 офицеров и 32 юнкера Кубанского Казачьего училища, присланных из отряда генерала Покровского при реорганизации армии. Бывшие 4 взвода эскадрона были сведены в 3, а 4-м взводом в эскадрон влились вновь прибывшие; командиром взвода был назначен есаул Малышенко[336]. Стоя вместе с армией в станице Ново-Дмитриевка, эскадрон, ведя разведку на станции Эйнем – Екатеринодар и Понежукай – Екатеринодар, участвовал во всех боях армии с неоднократно наступавшими на станицу большевиками со стороны Григорьевской, Смоленской и Греческих хуторов.

23 марта эскадрон, совместно с Партизанским полком, отбил яростную атаку красных на Греческие хутора, и после боя эскадрон остался на хуторе, усилив разведку на Эйнем – Екатеринодар и на аул Понежукай и дальше на аул Панахес, где и остановился на ночлег.

В ночь с 25-го на 26 марта от эскадрона вышел разъезд в 12 коней под командой штабс-капитана Грегера[337] с подрывным вьюком для взрыва железнодорожного полотна между станциями Эйнем и Георгие-Афипской. Место взрыва начальнику разъезда было указано точно самим генералом Корниловым. С утра 26 марта эскадрон выступил на Булгарские хутора, составляя авангард армии, следующей из Ново-Дмитриевской на Георгие-Афипскую. На Булгарских хуторах к эскадрону присоединился разъезд штабс-капитана Грегера, который доложил, что взорвать железнодорожное полотно в указанном ему месте он не мог, так как с обеих сторон к полотну подходят непроходимые плавни, а по полотну пройти нельзя. Полковником Гершельманом тотчас были высланы охотники исполнить ночную задачу разъезда, но, проблуждав несколько часов по пояс в болоте, охотники железнодорожного полотна не достигли и не предотвратили, таким образом, возможности появления броневых поездов у Георгие-Афипской со стороны станции Эйнем.

На Булгарских хуторах эскадрон получил задачу охранять правый фланг армии, наступающей на станицу Георгие-Афипскую, приковав одновременно к себе внимание противника со стороны станции Эйнем. Выдвинувшись стрелковыми цепями из Булгарских хуторов, эскадрон ввязался в прямой бой с крупными частями красных и, приковав к себе их внимание, не допустил их, несмотря на неоднократные попытки к атакам, к станции Георгие-Афипской, где в это время армия вела упорный бой за овладение ею.

Подошедший со стороны станции Эйнем бронепоезд красных обстреливал во фланг цепи пехоты, которая только к вечеру овладела станицей и станцией Георгие-Афипской, куда на ночлег отошел эскадрон.

За невыполнение задания по взрыву железнодорожного полотна командир дивизиона полковника Гершельман приказом по армии был отрешен от командования дивизионом, а эскадрон был сведен вместе со 2-м дивизионом, образуя 1-й Конный полк – впоследствии 1-й Конный генерала Алексеева полк – куда эскадрон вошел 1-м эскадроном.

На следующий день, 27 марта, из Георгие-Афипской выступил 1-й Конный полк, трехэскадронного состава.

Н. Федоров[338]

Смерть есаула Власова, командира Баклановского отряда, в бою под Выселками[339]

…Ночь прошла спокойно, уступив место солнечному весеннему утру. Жизнь в станице, ранее казавшаяся погруженной в зимнюю спячку, с первыми лучами яркого солнца закипела ключом. Уже скрипели журавли колодцев, и холодная вода лилась в огромные корыта, к которым беспрерывно подводили коней еще полузаспанные кавалеристы.

Уже дымились трубы в хатах. Этот дым щекотал носы, а проворные хозяйки то и дело сновали в погреб и обратно к печке, приготовляя еду для нежданных гостей.

В отдалении слышна была орудийная стрельба, а в станице Журавской, больше похожей на муравейник, занятый своим делом, было совершенно спокойно. Не видно было приготовлений и не заметно суеты, обычной перед выступлением в поход или в бой. Все делалось спокойно, потому что во главе этой горсточки людей, заброшенных в людском бушующем море, стоял сам легендарный Корнилов. Вера в него и в правоту его дела была настолько безгранична, что без преувеличения можно сравнить только с ранними последователями учения Христа из «Камо грядеши»…

Случайно приходилось бывать очевидцем последнего прости родителей с детьми, всегда сцена расставания – невыносимо тяжела, но на этот раз проходила спокойно с обеих сторон, без обычных слез и истерики.

Если бы не гул артиллерийской канонады, то можно было бы принять за маневры… Но наша группа в три с половиной тысячи человек, носящая имя Добровольческой армии, находилась в чрезвычайно тяжелом положении, тем более что большевики усердно провоцировали небылицы в печати не только дома – в России, – но и за пределами ее.

…Отогнанные большевики, получив подкрепление, готовились к новым атакам, а один большой отряд, поддержанный бронепоездами, занял Выселки. Он вытеснил наш небольшой отряд, который отошел, не предупредив об отходе главные силы Добровольческой армии. Уверенный в том, что Выселки в наших руках, наш авангард шел беспечно в село и попал в засаду.

Мы понесли большие потери и вынуждены были принять неравный бой. Партизанский полк авангарда, состоявший в большинстве из учащейся молодежи, гимназистов, кадет, студентов и молодых офицеров, потерял много убитыми и ранеными и только благодаря высокоталантливому руководству его командира, генерала А. Богаевского, не подвергся полному истреблению. Мы отошли…

На северной окраине станицы в больших дворах расположилась кавалерия. Рослые кони мирно жевали пахучее сено, которое подносили дневальные.

Из открытых дверей и окон слышен был разговор и смех. Из хаты приятно тянуло ароматным запахом приготовляемой снеди. У колодца во дворе умывалась по очереди молодежь и… по одному исчезали в хате. Неожиданно группа у колодца расступилась, уступая место молодому гиганту.

– Нет, нет, не беспокойтесь, пожалуйста. Я подожду еще батюшку.

Подошедший отошел немного в сторону от колодца. Он был больше шести футов ростом,