след простыл. Я — сирену. Я и знать не знал, и думать не думал, что такое получится.

Жужжит телетайп, на экранах передвигаются ярко-зеленые крестики, целый ряд стенных мониторов показывает толпу на нижнем этаже и пустые верхние залы. Какие-то люди то и дело неслышно входят, проносятся перед Дайрой, возятся с непонятными приборами, торопливо исчезают. Взгляды украдкой, удары-взгляды.

На охранника никто не обращает внимания. Он смолкает, наконец, и уходит.

Дайра зол. У Дайры на уме один сын. Дайра всерьез начинает верить в судьбу. Судьба, думает Дайра, очень любит подводить к драматическим ситуациям. Наверняка этот Кинстер улетел на одном из четырех самолетов, которые стартовали между тревогой и отменой стартов. И наверняка вместе с мальчишкой. Это судьба.

— А-а-а-а, Сент? Ну что? Как там? Установили? Что так долго? Что? Какой манекен? Послушай-ка… ты там… насчет детей. Ты их всех переписывай… Да. Да! Понятливый нашелся. Придумаешь что-нибудь. Давай. Некогда.

Может быть, сейчас его приведут. Нет, не приведут, конечно, а запишут и сообщат. Сентаури позаботится, сразу скажет. Не могло, не могло так случиться, все как нарочно. Если для мальчишки все кончится хорошо, будет даже обидно, честное слово. Я уж поверил в самое худшее.

— Да-да, я здесь, слушаю.

Я буду гоняться за ним с автоматом, я, я, сам гоняться буду, а он сразу в третью стадию перескочит, малыш ведь, нежный, будет реветь от ярости, уничтожать всех, до кого дотянется. Я пущу ему пулю в лоб, пулю я ему в лоб, я ему отомщу за своего мальчишку, мальчишке своему отомщу!

— Что значит «нет»? Чтоб каждый сантиметр! Чтоб ни камня на камне, но чтобы его сюда. Не может ему быть такого везения. Нам и теперь вон сколько мороки предстоит. Исполняйте!

Что мне с его каникул? Только морока одна. Не люблю я его, он мне только мешает. Вполне проживу, впа-алне. Я скажу себе, стоп, скажу, хватит, я смогу, ничего тут сложного нет. Я-то что? Вопрос в том, чтобы он мучился меньше, вот ведь теперь как. О, ГОСПОДИ, ТОЛЬКО БЫ, ТОЛЬКО БЫ ОН НЕ ЗАРАЗИЛСЯ! ВЕДЬ БЫВАЛИ ЖЕ СЛУЧАИ! НУ СДЕЛАЙ ЧТО-НИБУДЬ, ГОСПОДИ!

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Хаяни ⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Первые четырнадцать человек были здоровы, только очень напуганы. Ниордан пристально и хищно оглядывал каждого, и Хаяни еще не успевал ничего понять, как уже слышал его простуженный голос:

— В порядке. Следующий.

Хаяни изо всех сил пытался сосредоточиться. Он знал — скоро его заменят. Очень утомительно осматривать столько обмерших от страха людей. Потом вошел мужчина с мальчиком лет шести, и тогда Ниордан рявкнул:

— Ребенку выйти!

Мужчина склонился над мальчиком, почти прошептал:

— Подожди-ка меня там, сынок.

И погладил его по блестящему шлему, и слегка подтолкнул в открытую дверь.

— Снимите вуалетку, пожалуйста, — мягко попросил Хаяни.

Мужчина снял шлемвуал и волмер ожил, запел неуверенно.

Ниордан вглядывался в его растерянное лицо не больше секунды, затем повернулся к конвою:

— Ведите. Вторая.

— Нет, подождите, как же так? — заволновался мужчина. — Там же ребенок?

Его уже волокли из комнаты, когда он крикнул:

— Сынок! Адрес запишите! Адрес!

Это враки, что Хаяни решил покончить с собой с отчаяния — отчаяния не было. Это враки, что он готовился к самоубийству все время, сколько был скафом. Так многие потом говорили, даже с уверенностью, даже факты припоминая — но это неправда. Хаяни ни о чем таком всерьез не думал. Он всегда чувствовал, что делает не так и не то, мучился, разумеется, и разумеется, без мрачных мыслей не обходилось, но почему он все-таки учудил такое, не знает никто, в том числе и сам Хаяни.

А все было просто. Когда он увидел эту женщину — лет тридцати, уже не юную, усталую очень и не очень испуганную, пожалуй, даже меньше всех предыдущих испуганную, именно в тот момент нарыв прорвался. Он сразу заметил, что женщина больна.

Женщина стояла чуть ссутулившись, и оранжевая вуалетка-невидимка с этакой узорчатой изящной тюбетеечкой, заранее снятая, покачиваясь, свисала с ее правой руки. Она ждала, что ее пропустят, явно ждала, и… черт!.. тут невозможно объяснить сколько-нибудь понятно… Хаяни откинул свою вуалетку, подошел к женщине вплотную, взял за плечи (мешал автомат в руке) и поцеловал ее в губы. Женщина отшатнулась.

— Дурак! — заорал Сентаури, а Ниордан сказал наждачным голосом:

— Вторая. Обоих.

— Ну, зачем, зачем, идиот, кретин, пиджак, ну что ты наделал, что доказал, к чему?!!

Женщина билась в руках конвойных и пронзительно визжала, а Хаяни сказал Сентаури:

— Будь так добр, проводи меня до машины.

И тот, яростно глядя ему в глаза, сдерживая себя, ответил:

— Пожалуйста.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Мальбейер⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

В зал входят какие-то люди, среди них — Мальбейер. По пути очень вежливо кивает спинам диспетчеров. Молчу, молчу, молчу!

— Ну, как, не поймали еще?

— Нет, — отвечает Дайра и снова наклоняется к файтингу. — Продолжайте.

— Это вы не мне, — уточняет Мальбейер.

Дайра отрицательно мотает головой (тише!) и поднимает указательный палец.

— Тут женщина одна, — слышится в наушниках. — Триста пятый, говорит, провожала. Кинстер, похоже, туда садился.

— Какой, говоришь, рейс?

— Триста пятый. На Рамс.

И Дайра замирает и уже ничего не может. Мальбейер, причудливо изломившись, глядит ему в глаза, а спрятать их невозможно, не может скаф чувствам своим поддаваться, нельзя ему. Триста пятый на Рамс, на Рамс, триста пятый, пялится, что он так… триста пятый, триста пятый, вдвоем, ах ты, как же нескладно все получается!

— Список пассажиров. Срочно! — говорит Дайра.

Не понимают. Не понимают!

— Триста пятого рейса список!

— Какой список, вы что! Давно уже никаких списков не ведем, — говорит один из диспетчеров. У него лицо как натруженная ладонь. Остальные молчат. Дайра морщится и тихонько стонет, словно с досады. — Как карантин кончился, с тех пор и не ведем.

— В чем дело? — спрашивает Мальбейер, а глаза у него горят, он все понял, однако спрашивает, зачем?

— Свяжитесь с триста пятым. Когда у них связь? Скорее.

Диспетчер с натруженным лицом заглядывает в свои бумажки и глухо отвечает:

— Связь через двадцать минут. Вызвать вне графика?

— Да. Нет. Испугаются. Еще паника начнется. Подождем.

Что-то бормочет файтинг, и Дайра отвечает что-то, сам толком не знает — что, но видно, все правильно говорит, потому что никто не удивляется