Советская авиация теперь должна была следовать приказу Сталина: атаковать прежде всего железнодорожные составы и колонны автомобилей. И люфтваффе, и советская авиация с особой тщательностью выискивали и бомбили аэродромы друг друга. Советским истребителям наконец-то был отдан приказ прежде любой другой цели уничтожать наблюдательные самолеты противника. Понадобились два года войны, чтобы понять, что безобидная «рама» — важнейшее орудие противника, раскрывающее перед ним все поле битвы как на ладони. (Небольшой компенсацией было то, что именно от пилота сбитого «Хейнкеля-111» были получены сведения о перемещении из Крыма к Харькову новых германских подразделений.)

Согласно новой германской наступательной тактике в первом ряду атакующих колонн должны были идти «тигры», за ними «пантеры» и новенькие «фердинанды»; лишь затем следовала штурмовая артиллерия. Германская пехота располагалась либо на танках, либо на бронетранспортерах. Плотность — 40 танков и 50 штурмовых орудий в добавление к 3000 пехотинцев на километр атаки. В головном секторе — 100 танков.

Советскую антитанковую тактику немцы называли «пакфронтом» — группа в десять человек с противотанковыми ружьями во главе с командиром концентрируется на одной цели. Минные поля прокладывались так, чтобы направить танковую колонну под прицелы таких групп, передвигающихся на значительном расстоянии. Танки оказывались в роли почти беспомощных мишеней. Стандартная советская противотанковая пушка калибра 76,2 мм могла поразить «тигр» только в упор, поэтому это меньше касалось «тигров», но «пантеры» и более старые модели несли серьезные потери. «Пантерам» «предназначалось» гибнуть на минных полях. Число «пакфронтов» было значительно, к тому же советские части защищали истребителей танков пулеметным и автоматным огнем. Пулеметчикам было строго приказано стрелять только по германской пехоте. В результате «танковый клин» немцев должен был пострадать еще до того, как он подходил к настоящим оборонительным позициям Красной Армии.

Советские части были явно сильнее немецких в артиллерии. Именно она, равно как и минные поля, должна была ослабить силу невероятного по мощи бронированного германского кулака. Немецким танковым экипажам было строго наказано, что помощь остановившимся танкам — не их дело, следует двигаться вперед и вперед. Подбитые танки, способные стрелять, должны вести огонь до последнего снаряда. Это был жестокий приказ. Остановившиеся — подорвавшиеся на минах танки становились довольно легкой целью советской артиллерии, разносившей живые мишени в клочья.

Германская авиация как бы обрела форму на уровне 1941 года. Возможно, это был последний в данной войне случай, когда в небе германские асы проявили всю свою силу. Позднее они стали все более и более уступать советским летчикам.

Сражение на Курской дуге превратилось в самое большое во Второй мировой войне противостояние стали, огня и выдержки. Ни до, ни после мир не видел подобной концентрации бронетанковых сил. Немцы (их дневники) впервые увидели массу советской авиации. Никогда и нигде батальонно-полковые задачи не решались посылкой сотни фантастических танков, пехота впервые в немом изумлении и ужасе смотрела на невиданную войну моторов. В дело в конечном счете были введены основные танковые силы сторон — не менее 4 тысяч советских и 3 тысяч германских танков.

Именно у Моделя — на северном фланге Курского выступа — было 90 созданных Фердинандом Порше самоходных орудий «фердинанд». Это был страшный противник танка «Т-34», чрезвычайно опасный для артиллерийских орудий, но он не имел пулемета и был, так сказать, безопасен (а точнее сказать, уязвим) для советской пехоты. Удивительно, как быстро советская пехота освоила собственные методы борьбы с этим новым германским видом вооружений. Пехотинцы отрезали его от сопровождающих легких танков и, прикрытые собственными пулеметами, взбирались на его броню. Оттуда лучше всего было использовать огнемет в вентиляционный канал мотора. На худой конец срабатывала бутылка с зажигательной смесью. Итак, для нового германского вида оружия было смертельно опасно ворваться в зону советской стрелковой обороны, мощная пушка «фердинанда» не спасала его от умелого бойца. Разумеется, взобраться на рычащую машину, изрыгающую невиданный огонь, могли только люди неординарной смелости. Но именно они фактически нейтрализовали оружие, ради которого немцы начали операцию «Цитадель» не в марте 1943 года (на чем настаивал Манштейн), а тремя месяцами позже, когда перед немецкими танковыми колоннами была не полевая целина, а множество линий окопов, минных полей и других укреплений.

Не был успешным и ввод в действие «пантер». Предоставим слово самим немцам (в данном случае начальнику штаба 48-го танкового корпyca):

«Пантеры» не оправдали возлагавшихся на них ожиданий. Они легко воспламенялись, система бензоподачи была недостаточно защищена, и экипажи были недостаточно подготовлены».

Дата

Перед Центральным фронтом — на северном основании Курского выступа, где Модель проверял последнюю подпругу, внезапно стало тихо. В десять вечера 4 июля 1943 года советский патруль наткнулся на группу из семнадцати немецких саперов, пролагающих дорогу в советском минном поле к югу от села Тагино. Один из немцев, инженер пехотных войск, был взят в плен, и Рокоссовский стал обладателем важнейшей тайны: в 4 часа утра — наступление. Он немедленно поделился с Жуковым — тот был в штаб-квартире Центрального фронта.

Пленные сообщили о грядущем и на юге, в хозяйстве Ватутина — немецким солдатам выдали шнапс и рацион на пять дней. На той стороне были слышны лязгание гусениц и шум моторов. В полночь на 5-е Ватутин собрал командиров своего Воронежского фронта. Вопрос был непростой — производить артиллерийскую контрподготовку или нет? Ведь она «съедала» более половины боеприпасов. Ватутин после совещания высказался «за», и 600 орудий двух его армий осветили небо. (При этом строжайше запрещено было себя обнаруживать противотанковым орудиям.) Авиация на фронте Ватутина произвела предварительную бомбардировку. Эти предварительные меры не остановили противника.

Немецким солдатам внушали: им нужно просто пробиться — 50 километров от фланга до фланга. Настроение постоянно проводящих маневры немцев поднялось. В день 2-й годовщины «Барбароссы» привезли на автобусах женщин из Полтавы. И все же трудно было забыть, что вместо обещанных двух месяцев немецкие войска воюют 24 месяца — без особого просвета впереди.

Советское командование полагало, что северное направление — более опасное, а южное — менее. Соответственно, это сказалось на делегированных на оба направления частях.

«Началось…»

2 июля 1943 года в Растенбурге состоялась последняя военная конференция, посвященная «Цитадели». «Люси» немедленно передал детали этого обсуждения в Кремль, а Сталин не мешкая послал копии Рокоссовскому и Ватутину. «Германия начнет наступление между 3 и 6 июля 1943 года». Информацию получили и полевые офицеры.

Ватутин и Хрущев решили навестить танковую армию генерала Катукова, чей командный пункт располагался в деревянном строении на дне балки у деревни Зоринские Дворы — между Обоянью и Прохоровой. Катуков корпел над картами. Рядом бабушка пасла стадо — русское прикрытие от немецкой воздушной разведки. Хрущев, политко-миссар Воронежского фронта, сразу приступил к делу: «Нас атакуют между 3 и 5 июля. Это не гадание на гуще, а факт». Генерал-лейтенант Н.К. Попель вспоминает последующее. «На ночных дорогах начался рев моторов. Группы танков и орудий, присыпанные пылью? шли в сектор, где ожидалось немецкое наступление. Пока немецкие офицеры читали послание Гитлера, в нашей обороне начались последние приготовления к встрече врага. Мы укрепили нашу переднюю линию» поставили на позиции еще два орудия, сверили целевые книги и согласовали наши планы Мы отправили два артиллерийских полка в полосу, охраняемую шестой Гвардейской армией. Наши артиллерийские бригады укрепили позиции пехоты».