Голова сразу опустела, позванивая, будто сухой бамбук. Скорее она напоминала безмозглый пень, на который присел светлячок, потому что на лбу разгорался «фонарь». И кружилась-кружилась, как проворная юла. В таком состоянии, как ни странно, многое новое хорошо входит в голову и застревает там навсегда.

Сквозь звон в ушах донесся голос дайди Дивана-биби:

– Ах, мой драгоценный садовник! Еще немного, и вы бы меня пришибли. Откуда такая свирепость? И на кого это вы охотитесь? Тут охота запрещена!

– На вредителей, – пробормотал рыжий ослик, краснея от гранатового сока. – Путают все, мешают…

– Сожалею! – вздохнул Диван-биби. – Но вы, фонарь моей души, забываете, что я – дайди-бродяга. И сад мой тоже – скиталец! Он не стоит на месте, а кочует со мной. Поэтому все в нем преображается день ото дня. И пруд меняет очертания, и ручей – русло, и тропинки – направление. А крыса с дикобразом тут вовсе ни при чем!

В кронах деревьев, вперемешку со светляками, мелькали звезды, тоже небесные скитальцы. Ничего в этом мире не стоит на месте. А если останавливается, то умирает.

– У вас, милейший, чудесная садовая голова, а вы тратите ее на всякие глупости. Крысы, дикобразы, засады с фонарями, – говорил дайди, и голос его удалялся. – Хотя могли бы выращивать потихоньку свой собственный сад!

– Как это? – спросил Шухлик, стараясь поспевать за голосом.

– Да так! Очень просто! – воскликнул Диван– биби. – Эти звезды свидетели, – поднял он глаза, – что много лет назад я жил посреди голой пустыни! Ни деревца, ни кустика! Ну, может, пара телеграфных столбов.

Потому что, скажу по секрету, и в сердце моем и в душе была пустыня. Сахро – такое это жесткое, сухое и безводное слово. А теперь, любезный, как видите, – сад Багишамал! – развел он руки. – И внутри меня – сад. И вокруг меня – сад. Любой может зайти, напиться из родника и посидеть в тени.

Тихо шелестели в ночи деревья под северным ветерком, будто вторили словам Дивана-биби. А Шухлик навострил уши на садовой своей голове, чтобы ничего не пропустить. Ведь не так уж часто доводится послушать человека, за которым, как верная собачка, ходит целый фруктовый сад.

Впрочем, наяву ли все это происходило, точно не известно. Кажется, Шухлик лишился чувств, стукнувшись о гранатовое дерево. Более того, потерял улыбку и сразу отстал от сада.

Несчастный и жалкий брел он опять по пустыне, собирая, как грибы в корзинку, свои потерянные чувства. Сад Багишамал виднелся неподалеку, но никак не удавалось нагнать его. И Шухлику было так одиноко, что хотелось высказать все печали.

– Горе мне, горе! – сокрушатся он, оглашая пустыню воплями. – Я самый злополучный и невезучий из всех ослов: никому не нужен, никто меня не любит!

– Стыдно так говорить! – не выдержал сад Багишамал. – Тебя любит мама-ослица и лисы, которых ты освободил из плена! Разве этого мало? А еще тетка Сигир, дядька Бактри и кошка Мушука.

Но Шухлик не успокаивался:

– Эх, я самый глупый и бездарный осел на свете! Ничего у меня не получается! Ни на что я не годен, только камни возить!

– Какая чепуха! – отвечал Багишамал. – Ты так умело, так хорошо ухаживаешь за мной! Тебе по силам вырастить среди пустыни свой сад, с которым будешь неразлучен, как черепаха Тошбака со своим домиком.

Каждый способен стать оазисом, куда со всех сторон приходят путники – напиться воды, послушать ее журчание и просто отдохнуть в тени деревьев.

Шухлику безумно захотелось вырастить собственный сад, цветущий по утрам и дающий плоды к вечеру, – в своей душе и вокруг себя.

Он понял, что давно об этом мечтал!

Тогда он заберет маму у хозяина Дурды, чтобы никогда больше не расставаться и жить в своем саду, бродя с ним по миру, принимая в нем уставших путников и странников. Как хорошо им будет вместе – маме, Шухлику и саду!

Вот его цель – вырастить сад в душе и вокруг себя и жить в нем вместе с мамой! А ведь недаром слова «исцеление» и «цель» растут из одного корня. И еще «целый», что означает здоровый! Конечно, вряд ли больной и хилый достигнет своей цели.

Мечта порхала перед Шухликом, как прекрасная крылатая ослица, то отдаляясь, то приближаясь!

С чего же начать? Возможно ли на самом деле вырастить такой сад? И хотелось бы в это поверить, да трудно было. Шухлик очень сомневался в своих силах. Одно дело – таскать тяжелые камни, рыть арыки и прокладывать новые дорожки. Тут нужна внешняя сила, мышечная. А для взращивания собственного сада – внутренняя, какая-нибудь подмышечная, которая находится, видимо, в душе.

Еще вопрос: есть ли у ослов душа? Наверное, у хороших, достойных она есть, а у завалящих, вроде Шухлика, – нету. Или просто спит глубоким сном?

И тут он почуял, как зыбучие пески расступаются под ногами, затягивают в бездну, имя которой – неуверенность. И вот уже лишь голова торчит на поверхности.

– Да что ты в самом деле?! – вытащил его за уши подоспевший Багишамал. – Подумай своей садовой башкой, может ли одна дождевая капля быть хуже или лучше других капель? Каждая по-своему хороша. Так и ты – единственный и неповторимый рыжий ослик. Поверь в себя, и все одолеешь!

Действительно, Шухлик разбежался и легко перепрыгнул зыбучие пески, очутившись на твердой почве. Он уже собрал довольно много потерянных чувств – целую корзинку с верхом.

– Выброси оттуда поганки, то есть все дурные чувства, – посоветовал Багишамал.

«Собирал-собирал, а теперь выбрасывать? – задумался ослик. – Как-то жалко. Все-таки, какие бы ни были чувства, а свои, не чужие».

– Если хочешь вырастить сад, – настаивал Багишамал, – освободись для начала от трех «З» – злости, зависти и злословия! Слышишь, как звонко зуззат, или жужжат, точно навозные мухи. От них прежде всего тебе самому дурно. Они и солнечные дни превращают в пасмурные.

Сохрани только добрые чувства, которые создают оазисы в пустыне! С ними ты всемогущ – любые препятствия рассыпятся перед тобой в прах.

«А если в корзинке одни поганки да мухи? – испугался Шухлик. – Все выкину и останусь совсем бесчувственным ослом. Стыда не оберешься!»

– Знаешь ли, никто не рождается злым и грязным, – снова донесся садовый голос. – Однако в мире есть зло и грязь. Они проникают в тебя незаметно, как пыль. Как песчинки, которые тащит с собой ветер-суховей, нанося целые барханы. Но если в душе добро и любовь, ты защищен, будто бы вокруг тебя густой сад.

Подумай, ты живешь на этом свете, что само по себе чудесно. Не это ли причина для радости?

– Легко сказать! А у меня от этой жизни все ноет и поскуливает внутри, – вздохнул Шухлик. – Сплошные преграды и загвоздки – ни обойти, ни объехать!

Сад Багишамал был совсем рядом, рукой подать. Казалось, склоняется и заглядывает в глаза рыжему ослику. Шелестит каждым листочком и каждой травинкой, пытаясь втолковать что-то очень важное: