Меня послали от «Нового мира» на пресс-конференцию у А. В. Романова, возглавляющего кино. Было смешно видеть, как он, надувая розовые щеки, расхваливал «Тишину»657. А перед этим, недели за две, ни слова не сказав, ушел с просмотра и полмесяца глухо молчал. Потом вдруг, как рассказал Ю. Бондарев, позвонил ему, поздравил и сказал, что «плакал», когда смотрел картину. Хороши эти слезы по разрешению. Просто стало известно, что Хрущев смотрел «Тишину» и высказался так: «Есть люди, которым не нравится борьба с культом личности, и они борются с литературой, которая борется с культом личности» (В. Лакшин. «Новый мир» во времена Хрущева. С. 183).

Мне позвонил товарищ Черноуцан. Он сказал, что редакции «Вечернего Ленинграда» «указано», «поставлено на вид» – за грубость и фактические передержки Кроме того, «общественность», то есть Гранин, председатель Комиссии по работе с молодыми, дал о Бродском отрицательный отзыв (Л. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. Т. 3. С. 138).

А о Гранине больше не будут говорить: «это тот, кто написал такие-то книги, а – «это тот, кто погубил Бродского». Только так (Там же. С. 139).

Мне сказало высокое начальство, к которому я обращалась за помощью:

«Мы связались по телефону с Граниным, запросили о Бродском, и он дал о нем самый дурной отзыв»…

Бывают обстоятельства, при которых давать о человеке дурные отзывы – бесстыдство (Л. Пантелеев – Л. Чуковская. С. 221).

Никакие попытки уйти от суда общественности не помогут Бродскому и его защитникам. Наша замечательная молодежь говорит им: хватит! Довольно Бродскому быть трутнем, живущим за счет общества. Пусть берется за дело. А не хочет работать – пусть пеняет на себя.

Знаем мы цену этим «откликам»! – 11 января комментирует в дневнике Лидия Чуковская – Половина сфабрикована или, как у нас принято выражаться, «организована» – в редакции, не отходя от телефона, а те, что были посланы в защиту Иосифа – а такие, конечно, были – те попросту уничтожены (Л. Чуковская. Дневник – большое подспорье. С. 141).

В дополнение к моему предыдущему письму спешу сообщить Вам, что две недели тому назад Иосиф Бродский выписан с Канатчиковой Дачи с диагнозом шизоидной психопатии и что видевший его месяц назад психиатр утверждает, что состояние его здоровья значительно ухудшилось вследствие травли, которую больной перенес в Ленинграде. Нельзя ли признать переводы Бродского работой и тем самым восстановить справедливость? Простите, что обременяю Вас тем, что так тяготит меня. Совесть не позволяет поступить мне иначе (цит. по: В. Черных. С. 628).

К сожалению, в театре начались интриги. Молодежь хотела, чтоб худруком стал Фоменко, другие поддерживали Плотникова, но он сам решил устраниться. Партийное руководство навязывало нам Евгения Суркова – теоретика театра, обладавшего связями. И в этой ситуации я решительно заявил Борису Евгеньевичу Родионову, начальнику главного управления культуры Мосгорисполкома, что, если утвердят Суркова, я возвращаюсь артистом в театр Станиславского. Родионов спросил, кого я вижу в должности худрука. Я ответил: «Любимова». Тогда я и придумал эмблему театра – красный квадратик с черными словами по периметру. И к официальному названию «Московский театр драмы и комедии» добавил «на Таганке». До этого нас путали с другими театрами или драмы, или комедии. Несколько лет чиновники игнорировали новое название в официальных документах и вычеркивали «на Таганке», но потом привыкли (Экспресс-газета, 13 мая 2009 года).