Из готовых листов очередного номера, – записывает в дневник Владимир Лакшин, – цензура выбрасывает безвинную шутку в пьесе Розова («В день свадьбы»), что у нас, мол, ракеты на спиртном духе ходят. (Намек на водку как источник бюджета.) Журнал сильно задержится из‐за этой мелочи (В. Лакшин. «Новый мир» во времена Хрущева. С. 202).

Неужели потому, что тов. Хрущеву понравилась эта вещь, то нельзя ее и покритиковать? Я не понимаю Твардовского как редактора и считаю, что он ведет ошибочную и вредную для советской литературы линию в журнале. Но я преклоняюсь перед ним как поэтом, хотя и считаю, что «большой ошибкой» поэмы является также, что в ней нет сложившегося характера Василия Теркина как боевого энергичного человека.

Мне ясна позиция этих кадров. Они последовательны и нерушимы, вопреки тому, что звучало на последнем съезде и даже на последнем пленуме ЦК, стоят насмерть за букву и дух былых времен. Они дисциплинированны, они не критикуют решений съездов, указаний Н. С. , они молчат, но в душе любуются своей «стойкостью», верят, что «смятение», «смутное время», «вольности», – все это минется, а тот дух и та буква останется. Это их кровное, это их инстинкт самосохранения и оправдания всей их жизни. Их можно понять, они не торопятся в ту темную яму, куда им предстоит рано или поздно быть низринутым – в яму, в лучшем случае, забвения (А. Твардовский. Новомирский дневник. 1961–1966. С. 230–231).

Я думаю, что присуждение повести А. Солженицына Ленинской премии будет глубоко верным и в литературном, и в политическом отношении шагом (Солженицынские тетради: Материалы и исследования. М., 2012. 1. С. 326–328).

Около года назад в Ленинградской газете «Смена» появилась клеветническая статья о 23-летнем поэте Иосифе Бродском. В этой статье Бродскому были приписаны плохие стихи, сочиненные кем-то другим. Вся статья была направлена к тому, чтобы доказать, что этот поэт и переводчик – тунеядец, которого необходимо удалить из Ленинграда. Травля продолжается до сих пор. Мы считали, что эта мелкая литературная склока вскоре заглохнет сама собой. Мы знаем, что Бродский – талантливый литературный работник. Каково же было наше удивление, когда дней десять тому назад мы узнали, что Бродский был арестован Ленинградской милицией Дзержинского района по обвинению в тунеядстве. 18 февраля в том же Дзержинском районе под председательством судьи Савельевой состоялся суд над Иосифом Бродским. Суд, не познакомившись с литературными трудами Бродского, не обратив внимания на телеграмму Издательства «Художественная литература» (Москва) о заключении с Бродским договора и на нашу телеграмму, в которой мы свидетельствовали о высоком достоинстве переводческих работ Бродского, вынес следующее решение: «Направить подсудимого на судебно-психиатрическую экспертизу, перед которой поставить вопрос, страдает ли Бродский каким-нибудь психическим заболеванием, препятствующим направлению Бродского в отдаленные местности для принудительного труда». В этом решении был предуказан обвинительный приговор – с последующей карой. И все это без заслушания авторитетной литературной экспертизы, без достаточного допроса свидетелей и без оглашения телеграмм! Этот судебный процесс вызвал в кругах ленинградской молодежи сильное волнение (К. Чуковский. Т. 15. С. 553–554).

По договоренности направляю вам письма авторитетных товарищей, которые ответственно утверждают о беззаконии, допущенном в Ленинграде в отношении 22‐летнего поэта и переводчика И. Бродского. Просим все это проверить, принять необходимые меры и информировать авторов писем и Отдел ЦК КПСС.

Задание мною было выполнено, и новый вариант текста на известную музыку был записан на грампластинку в исполнении хора и оркестра Большого театра для прослушивания в инстанциях (Аппарат ЦК КПСС и культура. 1958–1964. С. 698).