и ветками колючих кустарников пространство между стоявшими у входа фургонами… Тигровый Хвост, очевидно, имел намерение, окружив осажденных и осыпая их дождем пуль, дать части своих воинов незаметно прокрасться к повозкам с тем, чтобы оттуда уже проникнуть в блокгауз и перестрелять эмигрантов. Теннесси Магоффин подошла к кузине и встревоженным голосом спросила ее:

— Можешь ты стрелять?.. Милочка, нам грозит большая опасность, и я прошу тебя помочь нам.

— Хорошо. Я буду стрелять и сделаю все, что ты прикажешь, моя дорогая…

— Ты и сама должна понимать, что не будь нас так мало, мы могли бы отбить нападение краснокожих… Помоги нам, и мы, может быть, продержимся до возвращения наших, они должны быть уже недалеко… Эй, вы, слушайте! — крикнула она, обращаясь к негритянкам, которые сидели на корточках, прижавшись к стене. — Если вам дорога жизнь, вы тоже должны сражаться, пока к нам не явится помощь!.. Берите ружья и стреляйте в краснокожих… Если вы даже и не убьете никого, это не беда… Мне нужно только, чтобы вы стреляли!

— О, мисс, — взмолились негритянки, — мы и ружья-то никогда не держали в руках!..

— Это ничего не значит, — отвечала девушка, — вы должны стрелять!.. Я научу вас… Это необходимо, потому что иначе через несколько минут мы все будем убиты и оскальпированы!

Ее энергия победила в негритянках инстинктивный страх к огнестрельному оружию, и они одна за другой становились на места, которые им указывала Теннесси, объяснявшая им в то же время, как нужно заряжать ружье и стрелять из него.

Девушка расставила их позади фургонов, которые загораживали единственный вход в блокгауз и под защитою которых, как она думала, краснокожие будут, наверное, пытаться проникнуть к осажденным. Ее предположение подтвердилось скорее, чем она ожидала. В ту минуту, когда она собиралась уже уходить, оставив негритянок охранять опасный пост, под одним из фургонов показался медленно пробиравшийся ползком краснокожий, за которым в нескольких шагах виднелось еще двое индейцев… Теннесси, скомандовав негритянкам стрелять, прицелилась сама в ближайшего индейца и спустила курок… Сраженный ею краснокожий подпрыгнул и растянулся мертвый, а следовавшие за ним обратились в бегство.

Теннесси приказала негритянкам дать еще один залп и затем поспешила к своему месту на парапете и тотчас с ужасом убедилась, что индейцы за время ее отсутствия еще более приблизились к блокгаузу… Она выстрелила в ближайшего к ней краснокожего, что заставило индейцев снова отступить, потеряв при этом еще одного раненым.

Теннесси была не только комендантом, но почти что и единственным защитником этой недостроенной крепости и появлялась со своим карабином всюду и везде, где только, по ее мнению, грозила наибольшая опасность. При этом она сделала удивившее ее открытие, что каждый раз, когда она во весь рост выпрямлялась над бруствером, индейцы прекращали стрельбу. Но удивилась бы еще больше, если бы слышала, как Тигровый Хвост отдавал своим воинам приказание не стрелять ни в нее, ни в ее кузину и во что бы то ни стало захватить их живыми, чтобы взять за них потом громадный выкуп с бледнолицых…

Один из негров, поощряемый примером мужественной девушки, вознамерился подражать ей и, выпрямившись во весь рост, выстрелил в толпу индейцев… Но в тот же миг, в ответ грянул залп, и храбрый защитник блокгауза, взмахнув руками, с громким криком откинулся назад, пронзенный несколькими пулями. К несчастью, предсмертный крик его слышали не одни только защитники блокгауза, которых этот крик умирающего привел в ужас, но и краснокожие, приветствовавшие гибель врага громкими радостными криками и еще смелее начавшие после этого приближаться к блокгаузу. Теннесси снова выпрямилась во весь рост и выстрелила в ближайшего к ней индейца, и это снова заставило врагов отступить.

Между тем солнце опускалось все ниже и в самом непродолжительном времени должна была наступить ночь. В лесу не умолкая гремели выстрелы и слышались крики индейцев. Вдруг Теннесси, которая все свое внимание сосредоточила в эту минуту на том, что происходило в лесу, почувствовала, что кто-то потянул ее за платье. Теннесси вздрогнула и, обернувшись, увидела Луизиану, которая подошла к ней так тихо, что она этого не заметила. Луизиана в левой руке держала хлыст, а в правой — заряженный револьвер, ручка которого была богато украшена серебряной насечкой; ручка другого такого же револьвера выглядывала из кобуры, пристегнутой к поясу.

— Теннесси, — сказала она, понижая голос до шепота, — я не могу вам здесь принести никакой пользы, поэтому хочу пробраться за реку и поискать там помощи…

— Помощи? — повторила с удивлением Теннесси.

— Да, милочка, — отвечала Луизиана.

— Но ты забываешь, Луизиана, что они убьют тебя раньше, чем ты успеешь достигнуть противоположного берега реки.

— Нет, — возразила Луизиана, — они не убьют меня… Разве ты сама не видишь, что они умышленно не хотят стрелять ни в меня, ни в тебя?

— Да, это правда, они, вероятно, хотят захватить нас живыми.

— Потому слушай. Я знаю презренного негодяя, который командует этой шайкой краснокожих. Это убийца Антонио Микелец. Я уверена, что это он заставил индейцев щадить нас, потому что хочет захватить меня в плен и заставить быть его женой. Я уверена, что в меня не будут стрелять ни в коем случае. Я ничем не рискую.

— Но они бросятся за тобой в погоню… Подумай только, что ждет тебя, если ты попадешь к ним в плен. Ты погибнешь!

— Нет, и прежде всего потому, что они не догонят меня, — спокойно отвечала Луизиана. — Моя лошадь скачет удивительно быстро… А потом, если бы они даже и догнали меня, у меня есть два револьвера, и последний выстрел я приберегу для самой себя!..

— Милочка Луизиана, помочь нам может только мой отец, но тебе не удастся пробраться к нему… Слышишь выстрелы?.. Это отец пробивается к нам на выручку. Скоро он будет здесь… Послушайся моего совета, откажись от своего намерения!..

— Нет, я поеду… Кроме того, это отвлечет индейцев, потому что многие из них бросятся за мной в погоню, — возразила Луизиана, — и тогда тебе хоть немного легче будет защищать блокгауз. И потом, — сказала она в заключение, — я, наверное, приведу вам помощь… Я в этом уверена!