У нас так много дел, что мы не можем тратить время попусту и должны действовать всегда наверняка.

— Я уверен, что тут нет никакой ошибки, — сказал креол.

— А почему вы так уверены в этом?

— По описанию примет этого человека я уверен, что он не кто иной, как Антонио Микелец! Я готов даже поклясться в этом! А вы знаете, что я не люблю вводить других в заблуждение…

— Это правда.

— Убежден, мы его непременно захватим, уверен также, что он будет приговорен судом к смерти. Но и смерть не сможет искупить его вины… Если бы только вы знали, какого хорошего человека убил этот негодяй!.. Ах, как бы мне хотелось увидеть его перед судом присяжных в Новом Орлеане!

— Если только ваши сведения верны, ему не уйти от нас, и вам не придется долго ждать суда над ним, — сказал шериф. — Мы сами будем его судить и сейчас же после суда исполним свой приговор.

— Тем лучше, полковник. Я, по крайней мере, своими глазами увижу тогда, что ему не удастся уйти от веревки, а он, поверьте, давно ее заслужил.

— Очень возможно, — проговорил Гейс, — что нам удастся убить одним выстрелом двух зайцев. Я знаю, что в тех местах живет где-то шайка семинолов, покинувших свое племя и промышляющих теперь грабежами. К ним, говорят, пристало немало негодяев и из других племен краснокожих… Ах, если бы мне найти между ними того, кого я ищу столько лет! Если бы я мог отомстить теперь последнему из убийц и уйти на покой, который я давно заслужил, чтобы жить вместе с моим сыном.

Креол с удивлением смотрел на него… Начальник регуляторов не любил ни вспоминать о прошлом, ни говорить о будущем… Гейс поднял голову, провел рукой по глазам и, дав шпоры лошади, пустил ее в галоп… Креол решил, что разговор кончен и, придержав лошадь, присоединился к своим товарищам регуляторам, которые ехали весь день с такой быстротой, что к вечеру были уже не больше, как в пятнадцати километрах от корраля мустангеров. Шериф дал сигнал к остановке, и через несколько минут представители закона уже стояли лагерем на берегу того самого потока, возле которого строил свой блокгауз полковник Магоффин.

Глава XVII

ЗАЛОЖНИК

Эдуард Торнлей и полковник Магоффин, по предварительному уговору с мустангером, продвинули своих лошадей на несколько шагов дальше и поставили их таким образом, чтобы происходящее в палатке Тигрового Хвоста не было видно ни бродившим по лагерю воинам, ни тем из них, на которых лежала обязанность охранять особу вождя, причем последние, не предполагая, чтобы бледнолицые рискнули употребить силу, даже отошли в сторону и уступили им свое место. К тому же как раз в это время из-за чего-то поспорили сидевшие на лужайке женщины и подняли такой адский крик, что никакое чуткое ухо не могло расслышать ни одного слова из того, что говорилось внутри палатки.

Словом, все благоприятствовало исполнению намерения мустангера. Тигровый Хвост попался в подстроенную ему ловушку и дал схватить себя так, что его лишили возможности оказать хотя бы малейшее сопротивление. Неожиданное нападение, исполинская сила великана управляющего и дуло револьвера — все это вместе взятое сразу лишило индейца мужества, и двое смельчаков видели перед собою уже не кровожадного хищника, а робкого труса, каким Тигровый Хвост, впрочем, и становился всегда, когда видел, что сила не на его стороне.

Ваш Карроль с удовольствием смотрел, как лицо вождя постепенно бледнело, принимая землистый оттенок, что у краснокожих и негров особенно заметно проявляется в минуты сильного испуга. Ваш уже видел такое лицо у Тигрового Хвоста, когда внезапно появился в лагере полковника Магоффина. Для мустангера это послужило верным признаком того, что индеец беспрекословно исполнит все, чего бы от него ни потребовали.

— Вы, может быть, душите его уж слишком сильно, — сказал он шепотом управляющему. — Этот негодяй, пожалуй, не в состоянии будет и говорить… Дайте ему передохнуть немножко, но только не выпускайте совсем.

Великан, добродушно улыбаясь, немного разжал руку.

— А теперь слушай, ты, краснокожая собака! — сказал Ваш Карроль глухим, гневным голосом. — Говори скорее, где молодой бледнолицый вождь, и помни: если скажешь неправду, я прострелю тебе голову… Ну, говори, где он?

Индеец робким, дрожащим от страха голосом быстро отвечал:

— Там… там… за палаткой!..

Карроль обернулся, подошел к выходу из палатки и, убедившись, что им пока не грозит никакой опасности, снова вернулся к вождю и сказал:

— Я сам пойду узнать, правду ли ты сказал мне… Но если ты вздумаешь кричать или вырываться, ты будешь тотчас убит!.. Если сюда заглянет кто-нибудь из твоих воинов, вели им уйти… А вы, товарищ, — прибавил он, обращаясь к Стротеру, — следите внимательно за этим негодяем… Это такая хитрая бестия, что от него можно ожидать всего… Смотрите за ним!.. И если он хоть шевельнется, убейте его, как собаку!.. Без него нам уже не так трудно будет справиться с его воинами.

Стротер улыбнулся и, как бы желая показать, что он не выпустит пленника, сильно сдавил ему плечо, что заставило краснокожего скорчить болезненную гримасу и пригнуться. Затем управляющий достал из-за пояса револьвер и направил дуло на дрожавшее от страха лицо краснокожего.

Ваш Карроль распахнул задние полотнища палатки и увидел Эжена Дюпрэ. Молодой человек со связанными руками и ногами лежал на боку, не имея возможности повернуться на спину, так как концы веревки, которой связаны его руки, были обмотаны вокруг врытого в землю столбика.

Охотник перерезал веревки и помог Эжену встать, но тот чувствовал себя до такой степени разбитым, что не мог идти, и мустангеру пришлось тащить его чуть не на руках. Когда они входили в палатку, полковник обернулся и, увидя племянника, хотел было броситься к нему, но Ваш Карроль жестом заставил его отказаться от этого намерения.

— Не надо, не надо, полковник!.. Теперь-то, собственно, нам и грозит настоящая опасность… Мы сделали большую глупость, что не захватили лошади для мистера Дюпрэ… Ну,