что пришла зима. Но под землей в шахте температура почти не изменилась. Здесь всегда было промозгло. Тепло было только рядом с печью. Но зимой все же становилось холодней — они не знали отчего. То ли ветер дул через штольни, то ли же сама гора покрывалась льдом.

По ночам громко кашлял Кнут, от ревматизма ломило суставы. Маттиас каждый вечер занимался своими уставшими руками и ногами и как мог ухаживал за большими ноющими ранами.

Серен смотрел на это с полным презрением, и говорил, что все это простая трата времени. «Помощи от этого не будет!» Калеб же помогал и поддерживал Маттиаса. Кнут слабел на глазах, выглядел хилым даже по сравнению с остальными. Он уже перестал сопротивляться выпавшему на его долю испытанию.

Мальчики часто строили планы побега, особенно в отсутствие Серена. Хотя он больше не испытывал неодолимого желания прятаться под землей, они ему все же не доверяли. Серен рисковал головой, появись он на поверхности и, если остальные предпримут попытку, он моментально донесет на них. Они знали. Он сам говорил им об этом.

План у мальчиков был, но такой трудный, почти невыполнимый, план укреплявший их мужество и доставлявший радость. Но Серен ничего о нем не знал.

— О, если б я смог выйти на солнышко! — вздохнул Кнут. — Увидеть его сияние, почувствовать его тепло! О большем я и не стал бы просить!

— Мы выберемся отсюда, — говорил Маттиас. — Выйдем, я обещаю тебе.

Но никто, с кем они могли бы поговорить, не приходил к ним. Как только в шахте появлялись проверяющие, мальчиков прятали и помещение запирали на замок, и никогда эти посторонние люди не подходили к ним столь близко, чтобы мальчики криками и стуком в дверь могли привлечь к себе их внимание.

И все же несколько парней относились к мальчикам хорошо. Об этом сообщил Калеб. Он рассказывал ребятам обо всем, что происходит наверху, и о том, где находится Хаубер.

Много раз мальчики думали просто сбежать, когда Хаубера не было на месте. Однажды они даже предприняли такую попытку. Их задержал охранник-иностранец внизу у лестницы, и когда Хаубер вернулся, их так отстегали плетью, что после этого еще долго болели раны. Кнут был очень плох, и они боялись, что он умрет.

Маттиас долгими ночными часами продолжал плакать. Он тосковал о светлом добром Гростенсхольме и Липовой аллее, о всех дорогих и любимых, оставшихся дома. А каждый раз, когда он проникал в узкий проход, чтобы отбить кусочки руды, он ужасно боялся за свою жизнь. Он чувствовал огромную тяжесть горы, царапающей его спину, и ему казалось, что наступило удушье. Он знал, что в каждый момент может отвалиться кусок скалы, он почувствует ужас, боль и наступит конец. Много раз он искусывал губы до крови, чтобы не закричать от страха и отчаяния.

Но мысль о том, что настанет день и он выйдет отсюда, не покидала его.

За все время, пока Маттиаса держали в подземелье, в шахту пришли еще двое мальчиков из самых ужасных слоев. Оба они были слишком нервозными и чрезмерно рьяными. Вскоре они попали в обвал. Никто и никогда не промолвил о них ни слова…

Время от времени, когда забойщики натыкались на водоносный слой, шахту заливало водой. Спасаясь от нее, приходилось забираться повыше на уступы. Помещение с печью, в котором они жили, располагалось довольно высоко, но при таких наводнениях в него всегда проникал влажный воздух.

Снова потеплело. Лето наступило, сообщили им рабочие.

Кнут почти полностью ослеп. Когда-то он кое-что различал в темноте. Теперь же он утратил и эту возможность.

— Побудь со мной, Маттиас, — говорил он часто по вечерам. — У тебя такая теплота в голосе и такие нежные руки.

— А если бы ты еще видел его глаза! — промолвил Калеб.

— Когда рядом Калеб, то тоже хорошо, — говорил Маттиас слепому мальчику.

— Да, это правда. Боже, благодарю тебя за него, — шептал Кнут.

Однажды Калеб и Маттиас набрались храбрости и поговорили с Хаубером.

— Кнута надо отправить наверх, — сказали они. — Он больше не может находиться здесь. Он уже ничего не видит.

— А что ему разглядывать здесь внизу, — процедил Хаубер сквозь зубы.

— Но…

— Это было бы замечательно! Если бы он вышел отсюда! Занимайтесь своим делом, негодяи, а то плетка снова пройдется по вашим спинам!

Поздней осенью произошло несчастье. Каменная глыба обвалилась и придавала одного из забойщиков. Спасти его уже было нельзя. Потребовалось бы несколько дней, чтобы сдвинуть глыбу.

— Позвольте мне поговорить с маленьким Маттиасом, — прошептал бедняга.

Хаубер что-то проворчал. Другие привели Маттиаса.

— Помолись за меня, — попросил несчастный. — За мою грешную душу! И когда ты предстанешь перед Господом нашим, а это будет скоро, малыш, попроси о милости для меня!

Маттиас был несколько удивлен такой просьбой, но сложил руки и стал вместе с потерпевшим, который едва мог говорить, просить Бога о милости. Остальные молча смотрели на них.

Маттиас закончил молитву следующими словами:

— И возьми этого человека к себе, добрый Боже. Он так страдает от боли. Он много работал и всегда хорошо относился к нам.

— Аминь, — сказали окружающие.

Когда забойщик скончался, Калеб закрыл ему глаза, Маттиас безутешно плакал, уткнувшись лицом в куртку Калеба.

— Хватит! — рявкнул Хаубер. Его голос прозвучал резче и выше обычного. — Приступайте к работе! Так и будете продолжать целый день бездельничать, odez was?

Мальчики никогда не забывали о своем грандиозном плане. Даже, не видя никакой возможности его осуществления, они представляли себе ту радость, которая ожидает их, если план удастся.

Несмотря на то, что они, собственно говоря, не верили в план, они продолжали понемногу упорно готовиться к побегу. Калеб и Маттиас, например, в один из дней поинтересовались у забойщика, хорошо относившегося к ним:

— Как там наверху? Мы часто думаем об этом. Мы имеем в виду, куда выходит эта вытяжная труба? Думаем, в центр Конгсберга?

— Нет, — засмеялся забойщик. — Эта труба выходит наружу далеко в лесу.

— Около шахты?

— Нет, нет! Там нет ни одного дома.

Наконец-то они узнали!

Сейчас они почти твердо решили осуществить свой план. Но он требовал огромного мужества. Ужасно, если Серен что-либо обнаружит.

Поэтому они находились в нерешительности.

Но тут одновременно произошли два события.

Кнуту становилось все хуже. Он плевал кровью. Не мог больше стоять на ногах. Но никто ничего не делал для того, чтобы поднять его наверх. Ему разрешили только лежать.

— Дожидаться смерти, — сказал Калеб. — Они не осмеливаются выпустить его, люди тогда узнают о нас.

Он и Маттиас ходили, испытывая страх.

И тут