– Он говорил о Лавди?

– Да.

– И что же?

Руперт помялся.

– Он не распространялся на эту тему, но сдается мне, его душевный кризис во многом связан с ее изменой.

– О, Руперт, у меня сердце разрывается! Что мы можем сделать?

– За этим я и звоню. Я пригласил его поехать со мной в Глостершир. Побыть немного тут, со мной и Афиной. Но он не захотел. Он был сама вежливость, но не соглашался ни в какую.

– Тогда почему ты звонишь мне?

– Ты ему ближе, чем я. Это ты встретила его в Коломбо. И ты не член семьи. Мы с Афиной слишком «свои» по отношению к Лавди. Мы подумали, что ты при желании могла бы помочь.

– Каким образом?

– Ну, поехать в Лондон, повидаться с ним, попытаться увезти его оттуда. Мне кажется, с тобой он мог бы согласиться поехать в Корнуолл.

– Руперт, я просила его приехать. В письмах. В последнем письме я даже пригласила его к нам на Рождество. По-моему, он просто хочет, чтобы его оставили в покое.

– Я думаю, тебе придется пойти на риск. Ты смогла бы съездить?

– Да, смогла бы.

После некоторого колебания Руперт продолжал:

– Дело в том, что… Я не хочу давить на тебя, Джудит, но я думаю, нам нельзя терять времени.

– Ты боишься за него?

– Да, очень боюсь.

– В таком случае я могу отправиться не откладывая. Завтра. Бидди в отъезде, но Филлис и Анна здесь. Я могу оставить дом на Филлис. – Она стала соображать, на ходу строить планы. – Я даже могла бы поехать на машине. Пожалуй, это будет лучше, чем ехать на поезде. Если у меня будет собственный транспорт, это прибавит весу моим доводам и уговорам.

– А как с горючим?

– Бидди оставила мне пачку просроченных талонов. Я отоварю их в местном гараже.

– По зимним дорогам путь будет долгим.

– Нестрашно. Я уже ездила раньше. И сейчас дороги не перегружены транспортом. Я поеду завтра, заночую на Мьюз, а наутро сразу же отправлюсь на Фулем-роуд.

– Может быть, когда ты увидишь его, тебе покажется, что я сделал из мухи слона. Но я не думаю, что это так. Больше всего сейчас, мне кажется, Гасу нужны старые друзья. О Нанчерроу не может быть и речи, так что остаешься только ты.

– Называй адрес.

Она отыскала карандаш и под его диктовку накарябала адрес Гаса на обложке телефонного справочника.

– Это примерно в середине улицы, за Бромптонской больницей, на правой стороне.

– Не беспокойся, я найду.

– Джудит, ты ангел! Ты сняла огромную тяжесть у меня с души.

– Быть может, у меня ничего не получится.

– По крайней мере, ты попробуешь.

– Да, попробую. Спасибо, что позвонил. Я так за него волновалась. У меня осталось тяжелое чувство, когда мы попрощались тогда, в Коломбо. Он казался таким чудовищно одиноким!

– Думаю, такой он и есть на самом деле. Дай нам знать, как все обернется.

– Непременно.

Они поговорили еще немного, потом попрощались, и Джудит положила трубку. Внезапно она почувствовала, что вся дрожит – и не только от холода, царящего в холле, но и от жуткого осознания того, что все ее опасения насчет Гаса подтвердились. Через минуту-другую она встала и вернулась в гостиную, подложила в камин еще одно полено и присела на корточки перед его успокаивающим пламенем.

Новости заканчивались. Филлис потянулась к приемнику и выключила его.

– Ты долго разговаривала, – заметила она.

– Да. Звонил Руперт Райкрофт. Насчет Гаса Каллендера.

Филлис все знала о Гасе: за те два месяца, что Джудит прожила дома, она успела рассказать Филлис об их встрече в Коломбо и о том, как на ее долю выпало сообщить Гасу о замужестве Лавди.

– Что насчет Гаса? – спросила Филлис.

Джудит рассказала.

Отложив вязанье, Филлис слушала и менялась в лице.

– Вот бедняга! Жестоко с ним судьба обошлась. Руперт не мог как-нибудь помочь ему?

– Он пригласил его к себе в Глостершир, но Гас отказался.

– Так чего же он хочет от тебя? – насторожилась Филлис.

– Чтобы я поехала в Лондон и попыталась уговорить Гаса приехать к нам.

– Он не буйный?

– Ну что ты, Филлис, конечно нет.

– От этих душевнобольных всего можно ожидать. Почитай газеты – страшные вещи бывают…

– К Гасу все это не имеет ни малейшего отношения. – Она подумала о Гасе и добавила: – Гас – особенный случай.

– Значит, ты поедешь?

– Да. Думаю, я должна.

– Когда?

– Завтра. Не теряя времени. Поеду на машине, вернусь послезавтра.

Последовала длинная пауза, потом Филлис сказала:

– Завтра ты не можешь. Завтра же среда – ужин в Нанчерроу. Джереми Уэллс. Ты обязательно должна там быть.

– Я забыла.

– Она забыла! – возмутилась Филлис. – Как ты могла забыть?! С какой стати тебе нестись бог знает к кому в такой день? Тебе о своей жизни надо думать. О своем будущем. Отложи поездку в Лондон на день. Ничего страшного не случится, если ты поедешь днем позже.

– Филлис, я не могу.

– По-моему, это будет очень невежливо с твоей стороны. Что подумает миссис Кэри-Льюис? Что подумает Джереми, когда узнает о том, что, вместо того чтобы встретиться с ним после стольких лет, ты укатила в Лондон к какому-то другому человеку?

– Гас – не какой-то там другой человек.

– Подумаешь! Даже если он был другом Эдварда, это еще не повод, чтобы ради него забыть обо всем.

– Филлис, если я не поеду, то не прощу себе этого до конца жизни. Разве ты не понимаешь, через какой ад он прошел? Три с половиной года он прокладывал эту железную дорогу через джунгли, задыхаясь от жары, страдая от болезней и истощения. Чуть не умер от дизентерии, и охранники были настоящие садисты, не знали никакой жалости. У него на глазах гибли его друзья. Ничего удивительного, что с ним случился срыв. Как я могу в таких обстоятельствах думать о себе или о Джереми?

Эта тирада заставила Филлис замолчать. Уставившись в огонь, она сидела с надутым видом, но больше не спорила. Потом она заговорила:

– Это как немцы и евреи. Не понимаю, как люди могут быть такими жестокими к себе подобным. Джесс мне рассказывала. Всякое рассказывала. Иногда, когда мы возились вдвоем на кухне или когда я заходила к ней в спальню пожелать спокойной ночи. Может быть, ей и той девушке из Австралии было чуть легче, их, по крайней мере, не заставляли работать на строительстве железной дороги… В последнем лагере, в Асулу, были настолько плохие условия и так мало еды, что десять женщин во главе с доктором пошли жаловаться к коменданту. А он приказал их высечь, обрить наголо и посадить на пять суток в бамбуковую клетку. Этот случай у меня из головы не выходит, Джудит. Если они могли поступить так с женщинами и детьми…