Джудит проехала мимо Бромптонской больницы, сбавила газ и стала высматривать над дверями и витринами номера домов. Где-то здесь. Между двумя переулками тянулся ряд лавчонок; хозяева выносили прямо на тротуар ящики с брюссельской капустой, газетчики открывали свои киоски.

Она увидела пирожковую, о которой упоминал Руперт, остановилась у тротуара, вылезла из машины и заперла ее. Между пирожковой и бакалейной лавкой втиснулась узкая дверь. На косяке было два звонка с картонными ярлычками, на одном из которых значилось: «НОЛАН», на другом: «ПЕЛОВСКИЙ». Она поколебалась, нажала на «ПЕЛОВСКИЙ» и стала ждать. Ничего не дождавшись, позвонила еще. Если так будет и дальше, придется попробовать «НОЛАН». Холод ледяного тротуара просачивался сквозь резиновые подметки ее сапог, и у нее начали мерзнуть ноги. Может быть, Гас еще в постели, спит. Или звонок не работает. А может, пора укрыться в теплой пирожковой и заказать чашку чаю…

Вдруг послышались шаги – кто-то спускался по лестнице. Она уставилась на дверь. Щелкнул замок, дверь открылась внутрь, и, почти не веря своим глазам, она увидела перед собой Гаса.

Несколько секунд они просто смотрели друг на друга. От радости, что нашла его, Джудит на мгновение лишилась дара речи, да и сам Гас остолбенел от изумления, обнаружив ее на своем пороге.

Нужно было что-то сказать, и Джудит произнесла первое, что пришло в голову:

– Вот уж не знала, что тебя зовут Пеловский.

– Нет, это другой парень.

Выглядел он сносно. Не так плохо, как она опасалась. До ужаса худой и бледный, правда, но побритый и одетый по-человечески – в толстый свитер с воротом «поло» и вельветовые штаны.

– Ты бы поменял табличку на звонке.

– Джудит, что, черт побери, ты здесь делаешь?!

– Пришла в гости. Я замерзла. Можно войти?

– Конечно. Извини… – Он отступил назад, пропуская ее. – Заходи…

Она вошла и закрыла за собой дверь. Внутри было темно, в душном воздухе стоял неприятный, затхлый запах.

– Хоромы не слишком шикарные, сама видишь, – извинился он. – Идем.

Он повел ее по полутемной лестнице наверх. На площадке она увидела приоткрытую дверь, и они зашли в комнату с режущими глаз обоями и жалкими занавесками. От стоящего перед камином маленького электрообогревателя исходило слабое тепло. Но грязные оконные стекла заиндевели, и было жутко холодно.

– Лучше не снимай пальто, – посоветовал он. – Извини за грязь. Вчера утром я пытался прибраться, но заметного результата не добился.

На краю стола, заваленного бумагами и газетами, Джудит заметила чашку и тарелку с крошками.

– Я тебе помешала…

– Ничуть. Я уже позавтракал. Располагайся…

Он подошел к камину, взял с каминной полки сигареты и зажигалку, закурил, повернулся к ней. Джудит присела на подлокотник одного из громоздких диванов, а Гас остался стоять у камина, прислонившись спиной к каминной полке.

Ходить вокруг да около не было смысла.

– Мне позвонил Руперт, – сообщила она.

– А-а… – протянул он так, будто все моментально прояснилось. – Понятно. Я так и подумал.

– Ты на него не сердись, он и вправду беспокоился.

– Он славный малый. Боюсь только, что он застал меня не в лучшей форме. Грипп и так далее. Теперь мне уже лучше.

– Он сказал, что ты был болен. Лечился в больнице.

– Да.

– Ты получал мои письма?

Он кивнул.

– Почему ты не ответил?

Он покачал головой:

– Я был не в состоянии ни с кем общаться, тем более письменно. Прости, это нехорошо с моей стороны. А ведь ты была так добра.

– От тебя ничего не было, я беспокоилась.

– Не надо обо мне беспокоиться. У тебя и своих забот хватает. Как Джесс?

– Прекрасно. Обживается в школе.

– Какое чудо, что она нашлась и вернулась к тебе.

– Да. Но я пришла сюда не для того, чтобы разговаривать о Джесс…

– Когда ты приехала в Лондон?

– Вчера. На машине. Она стоит внизу. Я переночевала в доме Дианы. А потом поехала к тебе. Руперт дал мне адрес. Найти было нетрудно.

– Делаешь покупки к Рождеству?

– Нет, я не за покупками приехала. Я приехала разыскать тебя. Только для этого.

– Я польщен, но, право, я этого не заслуживаю.

– Я хочу, чтобы ты поехал со мной в Корнуолл.

Он ни секунды не колебался с ответом.

– Нет. Спасибо, но я не могу.

– Что тебя держит в Лондоне?

– Здесь ничем не хуже, чем везде.

– Не хуже для чего?

– Для того, чтобы побыть одному. Разобраться в самом себе. Привыкнуть к самостоятельной жизни, научиться стоять на собственных ногах. После психиатрической больницы чувствуешь себя никуда не годным. И когда-то надо начинать искать работу. Здесь у меня есть знакомые. Школьные друзья, сослуживцы по армии…

– Ты уже виделся с кем-нибудь из них?

– Нет еще…

Она не могла до конца верить ему, подозревая, что он просто пытается отделаться от нее.

– Это так важно – найти работу?

– Да. Не настолько срочно, но необходимо. Руперт, вероятно, посвятил тебя в обстоятельства кончины моего отца. От его состояния остался сущий пшик. Я не могу больше вести вольготную жизнь обеспеченного человека.

– Насколько я знаю тебя, убеждена, что у тебя не будет проблем с получением работы.

– Да, но от меня потребуются определенные усилия.

– Но не прямо же сейчас. Ты должен дать себе шанс. Ты был болен, ты хлебнул горя. Зима в самом разгаре, такое тоскливое время, и Рождество совсем скоро. Ты не можешь остаться в Рождество один. Поедем со мной. Прямо сейчас. – Она услышала в своем голосе мольбу. – Соберись, запрем дверь – и домой!

– Прости. Правда. Не могу.

– Из-за Лавди? – едва осмелившись, спросила она.

Она думала, что он будет отрицать, но он кивнул:

– Да.

– Тебе вовсе не обязательно встречаться с ней…

– О, брось, Джудит, не валяй дурака. Как ты это себе представляешь? Как мы можем не встретиться?

– Мы ничего не скажем… никому…

– А мне что прикажешь делать? Ходить с приклеенной бородой и в темных очках, говорить с каким-нибудь жутким иностранным акцентом?

– Можно выдать тебя за мистера Пеловского.

Это была довольно посредственная шутка, и он даже не улыбнулся.

– Я не хочу создавать ей проблемы.

«Об этом и без тебя уже позаботились! Уолтер Мадж и Арабелла Блямб». Слова эти так и рвались наружу, но Джудит вовремя прикусила язык. Слово не воробей… Вместо этого она сказала: