Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Люди Корня владели рабами и зерном, однако не имели собственной земли и домов. Все недвижимое имущество принадлежало людям Короны.
– Получается, – заключила Мод, – люди Короны разрешают людям Корня жить в Городе, занимать то или иное жилище в обмен на работу, которую они выполняют, и урожай, который их рабы выращивают в полях, верно?
– Не в обмен, а в награду, – поправила ее Ната, как всегда мягко, без упрека. – Небесный Отец создал Город для своих сынов, людей Короны. А они воздают благодарность хорошим работникам, позволяя им жить в Городе. Так же как наши хозяева, люди Короны и Корня, награждают нас за труд и послушание, жалуя нам жизнь, пищу и кров.
Мод сдержала готовое сорваться с губ: «Но…» Ей было совершенно ясно, что в Городе действует система обмена, причем обмена несправедливого. Она видела это свежим взглядом пришлого человека. Выпав из взаимообмена, любой раб узрел бы эту систему, ведь с его глаз спала бы пелена. Мод, однако, не знала иных вариантов и не допускала даже возможности существования такой системы, в которой она могла бы вслух сказать: «Но». Точно так же и Ната не знала о подобной альтернативе, не представляла себе реального существующего, пусть и недосягаемого, пространства, где есть место справедливости, где можно произнести слово «но» и это слово будет иметь смысл.
Ната взялась обучать дикарок укладу жизни в Городе и делала это на совесть. Она рассказала девочкам о законах и верованиях. Законы не предполагали справедливости, поэтому справедливости она не учила. Даже если она и не разделяла общепринятых убеждений, то все равно наставляла своих подопечных, как вести себя с теми, кто в эти убеждения верит. Мод по натуре была дерзкой и своенравной, и Ната легко могла бы позволить ей считать, будто у нее есть права, могла бы поощрять ее протесты и в конце концов дождаться, пока маленькую бунтарку выпорют, поколотят или отправят в поле, где она умрет от непосильного труда. Другие рабыни так бы и поступили. Ната же, большую часть жизни видевшая лишь добро, проявляла доброту и к другим. Отзывчивая и душевная, она отнеслась к девочкам со всем участием. Ее собственный ребенок принадлежал к людям Короны, и она гордилась своим крошечным божеством, но это не мешало ей всем сердцем любить дикарок. Ей нравилось слушать Бида и Мод, когда те порой разговаривали на языке кочевников. Маль родной язык уже позабыла.
Детская пухлость Маль скоро сошла, и она стала такой же худенькой, как Мод. После нескольких лет, проведенных в Городе, обе девочки сильно отличались от тех царапучих диких котят, которых Бела тен Белен принес из набега. Сестры обрели стройность и изящество, хорошо ели и спали. Сейчас они наверняка уже не выдержали бы сурового темпа, в котором их похитители проделали обратный путь до Города. Работой они не занимались; танцы – вот и вся физическая нагрузка. Консервативные семьи Короны, такие как семья Белен, не позволяли женам, взятым из рабынь, выполнять работу, унизительную для их достоинства, а для самих людей Короны унизительным считался всякий труд вообще.
Мод сошла бы с ума от скуки, но, к счастью, бабушка разрешала ей бегать и играть во дворе общего барака, где жили рабы дома Белен, а Туджу учила танцу с мечами и фехтованию. Туджу обожала свой меч и искусство владения им, которое каждый день оттачивала под наставничеством старой жрицы. Она снабдила Мод бронзовым учебным мечом и передавала ей все навыки, таким образом подготавливая себе соперника для тренировок. Меч Туджу был смертельно остер, однако она обращалась с ним мастерски и ни разу не поранила Мод.
Туджу пока не приняла ухаживаний ни одного из поклонников, что приходили и влюбленно ворковали, стоя за желтым пологом ханана. Как только женихи, люди Корня, уходили, она принималась немилосердно их передразнивать, так что весь ханан сотрясался от хохота. Она утверждала, что способна отличить каждого по запаху: от одного несло вареной ботвой, от другого – кошачьим дерьмом, от третьего – вонючими стариковскими ногами. Туджу по секрету призналась Мод, что не хочет выходить замуж и собирается стать жрицей и советником-судьей. Своим братьям она об этом пока не говорила. Бела и Ало рассчитывали на выгоду: свадьба сестры принесла бы им хороший запас продовольствия и тканей. Братья Белен жили на широкую ногу, как и пристало людям Короны, однако их кладовые и сундуки давно уже пополнялись лишь за счет сдачи недвижимости внаем. Одна только Ната обошлась семейству в разрешение на аренду лучших зданий сроком на двадцать лет.
Мод подружилась со многими рабами дома Белен и нежно привязалась к Туджу, Нате и старой Хехум, но никого не любила так, как сестренку. От прежней жизни у Мод не осталось ничего и никого, кроме Маль, и в любви Мод к сестре сосредоточивалось все, от чего она ради той отказалась. Возможно, Маль всегда была единственным сокровищем Мод – ее сестрой, ребенком, подопечной, ее душой.
Она уже знала, что большая часть народа туллу не погибла от рук налетчиков, что отец и остальные соплеменники, как обычно, кочуют, совершая ежегодный круг по горам, долам и болотам, однако ей никогда всерьез не приходило в голову сбежать из Города и найти родичей. Когда забрали Маль, она пошла следом, и все пути назад были отрезаны. Как и сказал Бид, здесь сестры проводили жизнь в довольстве и роскоши.
Мод не задумывалась ни о зарубленных стариках, ни об обезглавленной дочери Дуа. Все это она видела и не видела разом, ее взгляд был прикован лишь к сестре. Отец и его помощники похоронили и оплакали всех погибших. Мертвые покинули землю и теперь колесили по небесным дорогам, светлым и темным, и плясали в кругу, образованном шалашами на становище высоко в облаках.
Мод не возненавидела Белу тен Белена за то, что он напал на деревню, убил дочь Дуа, похитил ее с сестрой и других девочек. Все так поступали, и люди Короны, и кочевники. Они совершали набеги, сеяли смерть, грабили и захватывали рабов. Таковы уж мужчины, и глупо ненавидеть их за это, так же как и любить.
Однако случилось нечто, чего не должно было произойти, что не должно было преследовать Мод до сих пор и все же тянулось за ней без конца; ерунда, мелочь,
