была совсем маленькой, Хели сам придумал ей это уменьшительное имя. Итак, взявшись за руки, как Гензель и Гретель[12], Ами и Лулу исчезли в лесу.

Хели Хабердитцель остался один. С автомобилем, испустившим дух. Темнело.

Он поднял капот. Двигатель был горячим. Пахло паленым. Отчего и почему, он не знал.

— Проклятая колымага! — Удар ногой. Затем он уселся на обочину и стал ожидать. Стояла тишина. Где, черт побери, эти двое?

Хели приложил ко рту ладони рупором и начал выкрикивать их имена. Никакого ответа. Что ему делать — возвращаться на основную дорогу? Да это, по крайней мере, два километра, если не больше. Заехал черт знает куда? Хели позволил себе крепкие выражения. Почему он не остановился на дороге и не попросил помощи?

А все левостороннее движение виновато. Оно доконало его.

Поднялся легкий ветерок. Английско-шотландский. Пахнуло незнакомыми запахами. Как раз в это время он направлялся бы к своей Лоттхен-пышке: пешеходная прогулка в медицинских целях. Он закрыл глаза, и перед его мысленным взором встала табличка у ее дверей. Его охватила тоска по дому. И Хели понял, как сильно он привязан к Ламмвайлеру.

Первые возрастные проявления, с ужасом подумал Хели.

И вот Хели Хабердитцель, покинутый в поле как старый король Лир, заполз в еще хранящую солнечное тепло траву, сложил руки на животе и погрузился в тяжелый, полный сновидений сон.

Он видел Дуню, она смеялась, передергивая плечами. Опять ему была отведена роль «козла отпущения» в этой продолжающейся всю жизнь мешанине взаимоотношений его друга — профессора Теобальда Фукса, большого художника. Тогда он должен был передать прощальное письмо Дуни, как роковой вестник в классической пьесе. На него излил Тео свой гнев, сомнения и всю эту идиотскую любовную печаль. Он выступал в роли свидетеля во время поспешной свадьбы с прекрасной Линдой фон Гразерн, он был крестным их дочери. И что же теперь? Теперь он отдан на произвол дочери Тео, Дуне и ее ненормальному племяннику. Как придворный шут в пьесе Шекспира.

— Эй, Хели, ты в порядке? — спрашивал его во сне призрак Дуни тоном, исключавшим отрицательный ответ. — Смотри, вот ты и в Шотландии. Найди же для себя приятное в этом! — Она во всем находила «приятное». Во всяком случае, не одна она осталась на поле брани, в чужой стране, покинутая и забытая. Она кивнула ему, вскочила в седло на огромного коня и умчалась.

— Дуня! — воскликнул он. — Ты не можешь меня здесь оставить!

— Это не Дуня, дядя Хели, — произнес женский голос. — Просыпайся!

Амелия потрясла его за плечо. Что-то трещало, издавало зловоние и чадило. В доисторическом рыдване времен королевы Виктории сидел Лусиан и кивал ему.

— Вставай, дружище! Завтра утром позаботятся о нашей машине!

— Кто, что…

— Иди сюда. — Амелия потащила его к развалюхе, — Тут есть кое-что из еды. Мы и переночевать сможем там.

— Господи Боже мой! — простонал Хели. — А как же с твоим отцом?

— Не надо торопиться, — заявила Амелия, жестокая дочь. — Он наверняка в хороших руках!

— Спрашивается только, в каких? — озабоченно пробормотал Хели.

Дом стоял на лугу среди обломков скал и кустов можжевельника. Серого цвета, сложенный из камня, он был очень маленьким. На крыше красовалась дымовая труба в виде башни.

— Дом с привидениями, — определил Хели, полностью пришедший в себя. — И здесь мы должны переночевать?

— Мы обязаны здесь переночевать. — Лусиан был в своем репертуаре. Таким деятельным Хели его еще никогда не видел, даже на вечере песни. — Другого варианта у нас просто нет. Двадцать фунтов за ночь. Начиная с седьмой ночи получим скидку.

Необходимость провести в доме с привидениями семь ночей вызвала у Хели спазмы в желудке. Но потом все оказалось не так уж и плохо.

Уютная комната с эркером. Больше никаких постояльцев. Пожилая супружеская пара приветствовала их, представившись:

— Этель и Норман Мак-Тэвиш.

Из кухни доносился аппетитный аромат жаркого.

— А это Хели Хабердитцель, — представила его Амелия. — Му uncle[13].

Прошло некоторое время, прежде чем пожилые хозяева смогли выговорить это имя. Они попрактиковались. Звучало, как «Хейли Хебердиль». Ну что ж, совсем неплохо.

Старый Норман, хоть и с трудом, но мог как-то объясниться по-немецки. Амелия и Лусиан говорили по-английски весьма прилично, да и Хели держался молодцом. Веселый вечер!

Мак-Тэвиши держали свой крошечный отель уже в течение сорока лет. Два одноместных и два двухместных номера. Они имели своих постоянных клиентов, а не только тех, у кого ломались автомобили.

Этель подала жареную баранину, а Норман разлил вино в сверкающие красные бокалы с острова Мурано [14].

Об автомобиле, пообещал Норман, он позаботится завтра с утра. У его приятеля мастерская, совсем близко. Так что никаких проблем.

Позже, насытившись, они пили виски. Норман достал свою волынку и поиграл им. Лусиан, пожелавший опробовать волынку, издал несколько сдавленных звуков. А Амелия попыталась станцевать шотландский народный танец: схватила Этель и Лулу — и пошло веселье.

Хели потягивал виски, проклиная все на свете. Его мучила головная боль. Он чувствовал, что потерпел полное фиаско, напоминая птицу с подбитым крылом, которая не в состоянии достичь спасительного берега.

Он уже лежал в постели, когда услышал, как Амелия и Лусиан поднимаются по лестнице. Они попрощались, бормоча что-то и хихикая, затем раздался стук двух дверей, и все стихло. «Отлично, — подумал Хели, — по крайней мере, хоть спят не вместе!»

Потрескивали балки. Интересно, каков возраст дома — сто, двести лет? И эти два пожилых человека, Этель и Норман, может, они привидения? Во всяком случае, выглядели они именно так. Этель носила чепчик, какие имели обыкновение носить дамы во времена Чарльза Диккенса.

О Господи, он попал в прошлое, если не в позапрошлое столетие!

В конце концов Хели уснул. Он крепко спал, когда услышал приближающиеся шаги. Кто-то поднимался по скрипучим деревянным ступеням и остановился прямо под его дверью. Он отчетливо видел, как повернулась круглая дверная ручка, поскольку свет луны заливал маленькую комнатку. Дверь открылась, естественно со скрипом, как это бывает в домах с привидениями. Хели зажмурился. В проеме двери стояла белая фигура. Она вздохнула и потянулась к выключателю, что привидения не имеют обыкновения делать.

Девушка в длинном белом платье изумленно смотрела на него. С таким же изумлением Хели воззрился на нее.

— Oh, sorry[15], - пробормотала она.

— Sorry, please[16],- ответил Хели, не в силах сдержать дрожь и понимавший, что выглядит весьма глупо в своей темно-коричневой пижаме в золотой горошек — подарок Лоттхен! Он чувствовал раздражение. Не хватало еще поклацкать зубами. — I’m sleeping here, for…