Войска махдистов двигались двумя колоннами: зеленые знамена и черные знамена атаковали левый фланг англичан. При этом черные знамена оказались ближе к англичанам, чем зеленые, и те буквально смели их залпами из винтовок «Ли-Метфорд», огнем скорострельных гаубиц и пулеметов. Ближе, чем на 300 ярдов, никто из них к позициям англо-египетских войск так и не подошел.

Тем временем зеленые знамена заняли холмы Керери на правом фланге англо-египетских войск, заставив отойти находившуюся там конницу и верблюжий корпус. В 8 часов Китченер отдал приказ 21-му уланскому полку, в составе которого находился Черчилль, атаковать войска дервишей на правом фланге. Этот момент – один из самых драматичных в его сочинении: «Как только 21-й уланский полк покинул зерибу, разведчики дервишей, разместившиеся на вершине холма Сургэм, оповестили об этом халифу. Они сказали, что английская кавалерия подходит, чтобы отрезать его от Омдурмана. Абдулла решил поэтому усилить свой правый фланг. Он немедленно приказал четырем полкам, каждый по 500 человек, которые были позаимствованы из тех сил, что стояли под черным знаменем и которыми командовал эмир Ибрагим Халил, поддержать людей хадендоа в сухом русле. Пока мы ждали приказов на гребне, эти люди спешили на юг, двигаясь вдоль впадины, скрытые от нас отрогом холма Сургэм. Уланский патруль с риском для жизни обследовал русло в то время, когда его занимали еще только первые 700 хадендоа. Вернувшись назад, они доложили, что его удерживают около 1000 человек. Однако прежде, чем они успели вернуться к своему полку, это число возросло до 2700, но возможности узнать об этом у нас не было. Выслав эти подкрепления, халифа верхом на осле с небольшим эскортом отъехал от черного знамени и приблизился к пересохшему руслу, чтобы наблюдать за событиями. Он, таким образом, находился от этого места всего в 500 ярдах.

Мы двинулись шагом в плотном строю и прошли так около 300 ярдов. Рассеянные отряды дервишей отошли назад и скрылись из вида, и только одна неровная линия людей в темно-синих одеждах осталась стоять примерно в четверти мили от нас, чуть левее нашего фронта. Их было около сотни. Полк выстроился в линию, каждый эскадрон образовал свою колонну, и мы продолжали двигаться шагом, пока не приблизились к этому небольшому отряду дервишей на 300 ярдов. Стояла полная тишина, особенно впечатляющая после недавнего шума. Вдали, за тонкой синей линией дервишей, видны были толпы беглецов, спешивших укрыться в Омдурмане. Но неужели эта горстка верных своему делу воинов сможет задержать полк? И все же было бы благоразумно осмотреть их позицию с другого фланга, прежде чем послать против них эскадрон. Головы эскадронов медленно развернулись налево, и уланы, перейдя на рысь, двинулись колонной через фронт дервишей. Тогда, как по команде, все люди в синем опустились на колени и открыли ружейный огонь. Промахнуться по такой цели и с такого расстояния было невозможно. Люди и кони стали падать один за другим. Оставался только один простой путь, приемлемый для всех. Полковник, который был ближе к линии фронта противника, чем весь остальной полк, уже успел разглядеть, что находилось за рядом стрелков. Он приказал протрубить сигнал: «развернуться в линию вправо». Труба издала резкий звук, который был едва различим за шумом стрельбы и грохотом копыт. Мгновенно все шестнадцать эскадронов развернулись и сомкнулись в одну линию, которая понеслась на врага галопом. 21-й уланский полк пошел в свою первую атаку в этой войне.

В двухстах пятидесяти ярдах от нас люди в темно-синем стреляли как сумасшедшие, окутанные тонкой пленкой голубоватого дыма. Ударяясь в землю, пули поднимали в воздух клубы пыли и осколки камней. Чтобы защитить лицо от жгучей пыли, уланы надвинули на глаза шлемы, как кирасиры при Ватерлоо. Движение было стремительным, а дистанция короткой. Но прежде, чем мы покрыли ее наполовину, ситуация изменилась. Там, где только что была видна ровная местность, показалась глубокая складка – пересохшее русло. И оттуда неожиданно, как в театральном представлении, с громкими криками выскочила плотная белая толпа, по ширине почти такая же, как наш фронт, и глубиной человек в двенадцать. Десятка два всадников и дюжина ярких знамен поднялись из-под земли как по волшебству. Несколько фанатичных воинов вырвались вперед, чтобы принять удар. Остальные твердо стояли на месте, ожидая его. Уланы при виде этого явления только ускорили шаг. Каждому необходимо было набрать скорость, достаточную для того, чтобы прорвать столь плотную преграду. Эскадроны на флангах, заметив, что они частично перекрывают друг друга, немного изогнули линию вовнутрь, образовав полумесяц. Все это дело заняло всего несколько секунд. Стрелки, которые до последнего момента храбро вели огонь, были кувырком сметены в овраг. За ними, на полном скаку и в плотном строю, туда же устремились британские эскадроны, которые врезались в строй врага с яростным криком. Столкновение было страшным. Около тридцати улан, люди и кони, и не менее двухсот арабов были опрокинуты на землю. Удар ошеломил обе стороны, и секунд десять трудно было разобрать, где друг и где враг. Испуганные кони врезались в толпу, люди, свалившиеся в кучу, поднимались на ноги и в недоумении озирались по сторонам. Несколько упавших улан успели снова сесть на коней. Кавалерия по инерции увлекла их дальше.

Упорная и непоколебимая пехота редко встречается с упорной и непоколебимой кавалерией. Либо пехота бежит, а кавалерия рубит бегущих, либо, если пехота не теряет голову, она остается на месте и успевает перестрелять почти всех всадников. В данном же случае действительно столкнулись две живые стены. Дервиши сражались мужественно. Они пытались подрезать лошадям поджилки. Они стреляли в упор, едва ли не упирая стволы ружей в тела противников. Они перерезали поводья и стремянные ремни. Они умело кидали свои длинные копья. Они использовали все приемы, известные искушенным в военном деле и знакомым с кавалерией людям; кроме того, они орудовали тяжелыми острыми мечами, глубоко врезавшимися в плоть. Рукопашная схватка у противоположной стороны русла продолжалась, вероятно, около минуты. Затем кони вновь набрали скорость, уланы ускорили шаг и вырвались из толпы врагов. Через две минуты после столкновения все уцелевшие в схватке освободились от облепивших их дервишей. Тех, кто упал, рубили мечами до тех пор, пока они подавали признаки жизни.

В двухстах ярдах полк остановился, развернулся, и меньше чем через пять минут уланы перестроились и были готовы к новой атаке. Люди были полны решимости прорубить себе путь назад сквозь толпы врагов. Мы были одни друг против друга – кавалерийский полк и бригада дервишей. Возвышавшийся между нами и остальной армией гребень скрывал нас из виду. Об основном сражении мы забыли, так как его не видели. Это было наше личное дело. Там, вероятно, происходило побоище, но здесь бой был честный, ибо нашим оружием, как и у дервишей, были сабли и копья. К тому же на их стороне было численное преимущество, и они занимали более выгодную позицию. Все были готовы решить наш спор раз и навсегда. Но постепенно сознание того, во что нам обошелся этот дикий бросок, стало доходить до тех, кто нес ответственность. По равнине носились кони без всадников. Люди, получившие с дюжину ран, в крови с головы до ног, из последних сил пытались удерживаться в седлах. Лошади с огромными дымящимися ранами хромали и падали вместе со всадниками. За 120 секунд из 400 человек мы потеряли убитыми или ранеными 5 офицеров, 65 рядовых и 119 лошадей.