Как уже сообщили с головного миноносца, бронепалубного «Такачихо» на рейде нет, а вот «Асама» и «Акаси» присутствуют, но стоят на внутреннем рейде у стенки в порту, где также находятся гражданские суда различных стран, а также английский, французский и германский стационеры.

— Что будем делать, господа? — Макаров обвёл взглядом офицеров в боевой рубке. — Слово младшему по званию.

— Господин адмирал, с учётом того, что порт Чемульпо является трофеем японского флота и базой для высадки их сухопутных войск, предлагаю направить к стационерам миноносец, на котором передать ультиматум. Если какие-то гражданские и военные суда не под флагом Японии в течение двух часов не покинут порт, Российский императорский флот снимает с себя ответственность за возможные повреждения и гибель. В два часа пополудни наши корабли откроют огонь по кораблям противника и порту, — волнуясь, произнёс флагманский штурманский офицер лейтенант Азарьев.

В рубке установилась тишина, все офицеры смотрели на Макарова.

— Стоит ли рисковать миноносцем и нашими моряками. На рейде стоят японский вспомогательный крейсер, два миноносца и канонерская лодка. Да и у «Акаси» и «Асама» орудия в наличии. Как только запрём вход на внутренний рейд, используя флаги и семафор, передайте ультиматум, который любезно сформулировал Николай Николаевич, — произнёс адмирал и разгладил свою бороду. — Пора показать японцам — кто в Жёлтом море хозяин.

К закату всё было закончено. Массированный артиллерийский удар по порту и кораблям противника привёл к тому, что и подранки, и вспомогательный крейсер вместе с канонеркой ушли на дно. Строения порта пылали, выбрасывая в сгущающихся сумерках столбы пламени вверх. На внешнем рейде было пусто. Стационеры и суда, не несущие флаг Японской империи, постарались уйти подальше в море, чтобы не попасть под обстрел.

Японцы не сдались без боя. Даже находящиеся в ремонте два крейсера до последнего вели ответный огонь, осознавая свою участь. Один из японских миноносцев, прикрываясь выходящими с рейда стационерами и гражданскими судами, пошёл в самоубийственную атаку на русский флагман. Содрогаясь от попаданий, он вышел на рубеж атаки и успел выпустить две торпеды. Одна шла мимо, а на пути второй встал эскадренный миноносец «Страшный» под командованием капитана 2-го ранга Юрасовского, старого знакомого адмирала Макарова.

Именно его миноносец во время учений Практической эскадры в аванпорту Либавы, стремясь выпустить мину с кратчайшей дистанции, на скорости около двенадцати узлов таранил «Адмирала Ушакова», сделав «небольшое углубление» в борту броненосца.

Только заступничество адмирала Макарова перед Николаем II спасло тогда офицера от гнева генерал-адмирала Романова. А теперь Константин Константинович, отдавая долг, спас «Цесаревича», поставив свой миноносец на пути вражеской самоходной мины. Пятьдесят восемь человеческих жизней в обмен на восемьсот.

Степан Осипович навёл бинокль на то место, где несколько часов назад, переломившись пополам, скрылся под водой «Страшный». Спасти никого не удалось.

— Господи, спаси и сохрани! — тихо прошептал Макаров.

— Вы что-то сказали, господин адмирал? — спросил командир «Цесаревича» капитан 1-го ранга Григорович.

— Здесь всё закончили, Иван Константинович. Идём в Мозампо!

— Лежите, лежите, Тимофей Васильевич. Я на пару минут, чтобы лично увидеть в каком вы состоянии. Государь беспокоится, уже две телеграммы прислал в течение часа, — адмирал Алексеев сел на стул, который его адъютант поставил рядом с моей кроватью.

Я находился в отдельной палате нашего военного госпиталя в Харбине. О том, как я попал сюда, в голове остались обрывки воспоминаний, так как по дороге в большей степени находился в бессознательном состоянии, изредка на короткое время, приходя в себя.

Как и сказал сотник Вертопрахов, меня на конных носилках доставили на железнодорожную станцию Дашицао, куда через несколько часов пришёл из Дальнего скорый поезд до Харбина. К этому моменту Роман Андреевич организовал несколько теплушек для моей сотни сопровождения, а из Инкоу, для моего медицинского обслуживания в пути, можно сказать, насильно прихватил доктора Шефнера и Марфу Матвеевну и как-то смог их до поезда доставить.

За это я был Вертопрахову благодарен, так как не хотелось, чтобы эти два хороших человека бессмысленно погибли при обстреле города. Правда, пришлось в моменты прояснения сознания периодически выслушивать Павла Карловича о противоправных действиях сотника. Также доктор брюзжал, что из-за меня и Романа Андреевича он не смог оказать помощь большому количеству раненых, которых, наверняка, было много после обстрела города.

Слава богу, несмотря на возражения, коллежский асессор Шефнер Павел Карлович и сестра милосердия Марфа Матвеевна, фамилии её я так пока и не узнал, приказом адмирала Алексеева были оставлены проходить дальнейшую службу в харбинском госпитале. А пока я тут нахожусь, буду для этой парочки персональным больным.

Первый раз, судя по часам, очнулся я в этой палате два часа назад и сразу попал, как я понял, на консилиум местных медицинских светил, с которыми о чём-то спорил Шефнер. Послушав минут пять малопонятный разговор из медицинских терминов, уяснил для себя, что получил две контузии, и что меня надо срочно отправлять санитарным поездом в столицу к лучшим врачам. Ибо контузии дело серьёзное и неизвестно, как они отразятся на моей нервной системе и психике. Незаметно для себя вновь отрубился.

Десять минут назад вновь пришёл в себя, с помощью Марфы Матвеевны справил естественные надобности, узнал от неё последние новости об их новом месте службы, а потом в палату ворвался Евгений Иванович со своим адъютантом.

— Уже лучше, Ваше высокопревосходительство. Если бы меня в госпитале Инкоу второй раз не контузило, сейчас бы уже мог вставать, а так Павел Карлович говорит, что дня через три-четыре меня можно будет на санитарном поезде отправить в столицу. К этому моменту должны тяжело раненых привезти из Инкоу и Порт-Артура. На ближайшую пару месяцев я, кажется, отвоевался, — ответил я Алексееву.

Грустно вздохнул про себя, хотя в этом были и свои плюсы. Например, наконец-то побыть с семьёй, а то сына практически не видел. Но интересы службы взяли верх, и я забросал адмирала вопросами:

— А что с обстрелом Инкоу? Где сейчас «английские добровольцы»? Соединились с адмиралом Того?

— Ох, Тимофей Васильевич, врач запретил много с вами разговаривать. Но по себе знаю, что незнание обстановки выводит из себя и доводит до жутких головных болей. Так что я быстро расскажу, что случилось за последние дни, — адмирал поудобнее устроился на стуле.

Я же уставился в потолок, так как с повёрнутой в бок головой стреляло в правом виске.

— Английская эскадра под японским флагом обстреляла Инкоу. Среди нашего гарнизона потери минимальные. Всего десять человек погибших и пятьдесят шесть раненых. По приказу коменданта гарнизона Инкоу полковника Средина все части быстро вывели из зоны обстрела. Такое распоряжение полковникугенерал Стессель заранее отдал, — Евгений Иванович сделал паузу, после которой продолжил: