смывает волной негодования. Каждая его фраза режет меня изнутри. Становится так обидно, словно меня предали самым мерзким образом. Я доверила человеку свою душу, а он бросил её на землю и растоптал прямо на моих глазах.

— У тебя десять минут.

Я сдержанно киваю, наблюдая, как грозная фигура покидает спальню.

— Раф… — хочется сказать хоть что-нибудь на прощание, но не знаю, с чего начать.

Что со мной происходит?

Почему я так остро реагирую на его решение? Ведь я получила долгожданную свободу, о которой так молила.

Но от мысли, что Рафаэль, наигравшись со мной, решил купить себе новую любовницу, сердце сжимается сильнее, и становится невыносимо больно. Я собираюсь с силами, переступаю через свою гордость и чуть слышно произношу:

— Если можно, я могу ещё остаться.

Но моя фраза летит уже в закрытую дверь.

Рядом с деньгами нахожу на кровати и своё платье вместе с бельём. Всё выстирано и аккуратно сложено стопочкой.

Медленно одеваюсь и продолжаю размышлять.

Сколько таких наивных дурочек, как я, побывали в постели Рафаэля в надежде на что-то большее? Я не глупая, понимаю, что у меня нет прав на этого мужчину.

Я проблемная, зажатая, скованная и с кучей комплексов. Кому такая нужна?

Но внутри всё замирает при мысли, что другая женщина может завладеть его вниманием.

Да что со мной не так? Я ведь не должна испытывать чувств к мужчине, для которого являюсь лишь пустым местом.

Глубоко внутри Рафаэль до сих пор вызывает во мне страх, но чем больше я его узнавала, тем больше понимала чёрствость боксёра. Неудовлетворённый жизнью, он просто выплёскивает своё напряжение в сексе. По началу меня это страшно пугало, но я втянулась и даже начала получать настоящее удовольствие от извращённых игр.

Я стала понимать Рафаэля. Ощущение власти окрыляет. Да я на что угодно согласна, лишь бы вновь проникнуться тем опьяняющим чувством, когда Раф просил меня наказать его.

Но мои иллюзии разбились о суровую реальность.

Как ни пытайся, нежность не может сосуществовать наравне с грубостью и жестокостью. Рафаэлю не понравилось, что я его вчера поцеловала, вот он и выставил меня из своего дома. Видимо с учётом постоянных нарушений правил это стало последней каплей в переполненной чаше его терпения.

Я наивно верила, что нас объединяло нечто большее. Нечто, что нельзя выразить одними словами. Но я ошиблась. Я была всего лишь расходным материалом. Попользовался, выбросил и забыл.

Зря я вообще на всё это согласилась. Взять оставленные им деньги я всё равно не смогу. Не хочу быть шлюхой. Я и так опустилась на самое дно, и падать ниже уже некуда. Совесть меня загрызёт, если я потрачу хоть копеечку из этой суммы.

Беру все купюры и прячу их в корзине для мусора в ванной комнате. Сверху накидываю туалетной бумаги. Тот, кто здесь убирает, вряд ли заметит спрятанные деньги.

Спускаюсь вниз с теплющейся надеждой, что Раф встретит меня в гостиной, и у нас будет шанс попрощаться. Но на пути мне не попадается ни одной души.

На улице ждёт чёрный автомобиль. Не тот, что привёз меня сюда.

Сажусь на заднее сиденье, не глядя на водителя, натягиваю ремень безопасности. Расслабленно облокачиваюсь на кресло и прикрываю глаза, чтобы не расплакаться.

Порог дома я переступаю со странным ощущением. Как будто я это уже и не я. Даже дышу так, как будто делаю это впервые.

Родной дом мне больше не кажется таким уютным. Здесь всё пропитано тревожными воспоминаниями.

Весь день не могу найти себе места. Переодевшись в любимую одежду, хожу по улицам, разглядывая асфальт под ногами.

Мысли постоянно возвращают меня в дом Рафаэля.

В нашу первую встречу я прониклась к нему глубокой неприязнью. Считала извергом и бездушным монстром. Но судьба сыграла со мной странную шутку. Боксёр захватил мою душу в плен и теперь никак не хочет отпускать.

Наверное, это не нормально — мыслить, как я. Нужно пересилить себя и стереть из головы мысли, в которых постоянно вырисовывается образ Рафаэля.

На следующий день мне не хочется никуда идти и что-либо делать. С утра я захожу на кухню в поисках еды. Но, открывая холодильник, вспоминаю, что после похорон мамы ничего не покупали. Наливаю себе воды, чтобы заполнить пустой желудок. Услышав звонок в дверь, я оступаюсь, чуть не выронив стакан из рук.

Сердце начинает бешено колотится, словно за мной гонится стая волков. А вдруг…

Глава 27. Ева

— Евочка, ну наконец-то! — на порог заходит наша соседка Нина Васильевна, которая много лет тесно общалась с мамой. — Я из магазина возвращалась и увидела свет в вашем окне. Не поверила. Мы ведь уже собирались в полицию звонить.

— В полицию? Зачем? — я насторожилась.

— Отчаялись тебя найти. Виталика же вчера не стало, — голос женщины переходит на плач.

— Не стало… — замолкаю на полуфразе.

Отчим умер!

— Нина Васильевна, а Артур знает?

— Знает, он был вчера утром в больнице, а потом куда-то пропал. Я не могла дозвониться до тебя весь день. Чего только себе не напридумывала, — достаёт платок и вытирает слёзы, градом текущие по щекам. — Ты же не собираешься на себя руки накладывать?

— Нет, — еле шепчу.

Женщина бросается на меня и по-матерински стискивает в объятиях.

— Евочка, ты такая хорошая девочка. Всё будет хорошо! Мы соседями вчера сложились, кто сколько смог. Большую сумму набрали, на похороны должно хватить.

— Спасибо вам огромное.

Следующим утром на кладбище я хмурюсь, разглядывая людей, которые пришли проводить отчима в последний путь.

Пришли даже наши соседи, которые частенько жаловались, что Виталий, набравшись до скотского состояния, валялся на первом этаже не в силах добраться до квартиры.

Подруги мамы тоже здесь. Странно, не помню, чтобы при жизни отчима эти женщины как-то хорошо отзывались о нём. Скорее за спиной ругали за лень и нежелание помогать семье. Поэтому видеть сегодня здесь всех этих людей мне кажется несколько странным.

Пока мы прощаемся с Виталием, я постоянно чувствую на себе десятки взглядов, полных сострадания.

Нормальный человек на моём месте заплакал бы, чувствуя боль от потери члена семьи, но у меня в глазах нет и слезинки. Вместо того, чтобы биться в истерике, я делаю вдох свободы.

Это не та эфемерная свобода, о которой философы пишут трактаты. Это чувство облегчения, которое наступает, когда человек освобождается от удушающих его физических оков.

Я свободна!

Я больше никому ничего не должна. Ни у кого нет надо мной власти. Я теперь сама по себе.

Артур опять куда-то пропал. “Заботливый” сынок даже не удосужился