— Ну вот, по ходу, контакт пошел, — сказал я, доставая из кармана ложку. Критически на нее посмотрел. Н-да, а ведь я ее давно не мыл. Как-то неудобно девушке предлагать. Плеснул в ложку немного воды из фляги, которую все еще держал в руках, одновременно вспоминая, где у меня был чистый платок. Вспомнил… Прицепил флягу на место, протер ложку извлеченным из кармана платком и воткнул ее в банку. Хвост держал свою добычу крепко, банка даже не шелохнулась.

— Ирриана[5], — улыбнулась девушка и начала орудовать ложкой с завидной скоростью. Н-да, пару слов из местного языка узнали, но намного легче от этого не стало. Отец Яков подошел к нам и присел рядом на корточки, тоже продолжая отдавать должное тушняку. Девчонке банки хватило минут на пять. Она тщательно выскребла оттуда остатки мяса и жира, облизала ложку и вернула мне. Жестянку же повертела перед глазами, понюхала, даже лизнула, потрогала пальцем острый край отогнутой крышки. В итоге попыталась пожать плечами, забыв про рану, тихо вскрикнула от боли. И протянула банку мне, хвостом. Я забрал. Девушка вытерла внутреннюю часть наконечника о траву и спрятала хвост под одеяло. Потом прикрыла обнаженную ногу, вопросительно уставилась на меня. И выдала достаточно длинную фразу. Н-да, ни слова не понял.

— I don’t understand. What do you want? Can we help you?[6]— попробовал я для разнообразия заговорить на английском. Помотала головой отрицательно и опять зарядила фразу с вопросительными интонациями, еще длиннее предыдущей, причем явно на другом языке. Если в первый раз преобладали шипящие и рычащие звуки, причем слова были достаточно короткие и отрывистые, то теперь речь текла певучими интонациями, а выделить отдельные слова почти не удавалось, паузы девушка делала только после целых фраз. Я пожал плечами и беспомощно посмотрел на отца Якова. Тот повторил мой жест:

— Ни одного слова не понял. Даже не напоминает ничего. Наверное, жестами придется общаться.

Девушка расстроенно замолчала. Внезапно хлопнула себя ладошкой по лбу, как будто вспомнила что-то, открыла рот и резко осеклась. Сердито помотала головой и задумалась. Потом решительно огляделась вокруг, дернула меня за рукав и ткнула пальцем в фургон, около которого мы сидели. Еще раз дернула и еще раз ткнула.

— Фургон, — сказал я. — Эта вещь называется фургон.

Девчонка опять дернула меня за рукав, как будто тащила в сторону повозки. Я пожал плечами. Ее мордашка приняла сердитое выражение, она задумчиво почесала в затылке. Потом вдруг всерьез задумалась, как будто чего-то вспоминая.

— Vectabulum… Subvectabulum… Ibi[7]… — Минуты через две выдала она и снова ткнула пальцем в фургон. Хм, а вот это мне уже что-то напоминало, все равно непонятно, но где-то что-то похожее…

— Ну ни хрена ж себе, — вдруг свесился сверху фургона Тирли. — Не может быть…

— Ты что, язык узнал? — спросил я.

— А то. Необразованный ты у нас, командир, — весело сказал радист. Я уже собрался звать Комара, чтобы тот сменил Тирли на фишке, но тут подал признаки жизни священник.

— Te dicere in Latina? Tu intelligere me?[8]

— Че-э-эрт, точно латынь, — вырвалось у меня. — Что она сказала?

— Что-то про фургон, — проинформировал уже вернувшийся на место Тирли. — То ли под ним, то ли в нем, то ли часть фургона… Там такой многозначительный оборот. Да и меня, если честно, всего на несколько уроков хватило, точнее, не меня, а мою супругу. Ей на ролевые игрища зачем-то понадобилось, вот и взялась учить… Я из интереса несколько глав прочитал. Впрочем, Шестой гораздо живее шпарит.

В глазах у девчонки зажглись радостные огоньки, и она быстро закивала головой, потом опять задумалась, неуверенно ответила:

— Male… Loqui tardius… Subvectabulum… Sacculum… corio[9]…

— Sacculum de corio in in van? Tu eam? Vel velit pervenit?[10]— теперь священник выговаривал слова нарочито четко и медленно, хотя иногда было заметно, что паузы он делал не специально, а явно подбирая выражения. Я терпеливо ждал.

— Sic. Sacculum de corio, — повторила девушка. — Hoc modo… Ad me[11]…

И похлопала ладошкой по земле рядом с собой. Потом приподняла ладонь сантиметров на пятнадцать над землей, подержала так секунду, начала как бы очерчивать контуры чего-то небольшого. Опять стала говорить, запинаясь и постоянно подбирая слова:

— Parva… Corio… Hoc… Brunneis corio, — снова запнулась, потом вытащила из-под головы остатки своей куртки, распотрошила импровизированную подушку и ткнула в нее пальцем, повторив: — Brunneis corio[12].

— Nunc[13], — сказал священник и повернулся ко мне: — Да, это латынь. Но какой-то очень специфический диалект. Я сам знаю этот язык постольку-поскольку, но вроде понимаем друг друга. Она просит притащить из этого фургона какую-то сумку. Коричневую кожаную сумку примерно такого размера, как она показала. И, наверное, имела в виду, что сумка такого же цвета, что и ее куртка.

— Хорошо, сейчас поищу, — кивнул я и поднялся на ноги. — Кстати, куртка у нее из кожи, только очень хорошо и тонко выделанной. Даже, скорее, из замши. Спроси у нее, нет ли в этой сумке чего-то опасного, а то она про нее спросила раньше, чем про своих соплеменников.

И пошел к задней части фургона, на всякий случай вытащив из наплечной кобуры «глок».

— Сейчас попробую, — сказал мне в спину отец Яков и развернулся к девушке: — In hoc sacculo aut potest esse periculosum nobis? Vel sunt vobis timere quod accidens fregit? Raptae qui forte contra vos potuit?[14]

— Non… Est momenti ad… Auxilium… Intelligendi de… Intelligere… Te intelligere me… Intelligo te[15]…