Налево — фрейлины уже флиртовали с гвардейцами, направо — в сторону конюшен уходили быки и всадники эскорта, державшие в поводу своих лошадей. Принцесса удивлённо заметила, как мало было снега за стенами дворца — и только обернувшись, заметила причину — огромное ледяное изваяние мыши, которую уже начали красить в красный цвет.

Фрейлины смеялись, указывая на неё пальцем — мышь выглядела потешно, торопыга-маляр выкрасил сначала нижнюю часть, а потом, вспомнив о приличиях, стал спешно раскрашивать нос, который только закончили. И прозрачная статуя медленно приобретала вид законченного пьяницы с полуспущенными штанами... Ануш была вся в умилении.

Кадомацу с трудом придала свите подобие порядка, и, продолжая перешучиваться, поднялись по лестнице до императорских покоев, распустив придворные шлейфы и длинные волосы по ступеням. На огромной, сверкающей лестнице, Госпожа Цветочный Ветер требовала удвоенного внимания, а тут ещё их угораздило столкнуться с поднимающейся сзади процессией слуг, груженых провизией.

Принцессу саму чуть не зашиб какой-то старик с коробом плодов южных стран, так, что она чуть не разрядила в него весь запас казарменной ругани, но слова застряли в глотке, когда она увидела крестообразные разрезы на его крыльях — знак раба.

Измученные тяжелыми церемониальными нарядам, последнюю тысячу ступеней — вообще пронеся сумасшедшую на руках, они, наконец-то добрались до императорского яруса. Дворец — действительно чудо архитектуры был построен на невысокой скале, окружая её змеиными кольцами террас и взбираясь уступами ярусов на верхушку. Но как же было утомительно карабкаться по всей этой красоте, да ещё с длинными нарядами, тянущимися по ступеням!

Внизу, на уровне города, находились помещения для слуг, конюшни, казармы, гаражи. На втором ярусе, который принцесса и её свита миновали, находились помещения для гостей, кухня, казармы личной гвардии. На третьем — императорском, был тронный зал, собственно дворец императора, покои императрицы, площадки и ангары для летучих кораблей и лодок, пустующие комнаты наложниц и наследников престола, всегда готовые к приёму хозяев. И, наконец, четвёртый, последний, венчающий вершину ярус — семейный храм клана Явара и кельи Сэнсея с минимумом необходимых строений.

Всё это было связано пятью лестницами — одной главной, широкой и прямой, и четырьмя подсобными, с кажущейся прихотливостью живописно вьющимися по склонам, меж колоссальными галереями и маленькими горными садиками для прогулок, к которым можно было пройти только изнутри — механическими лифтами. Дворцовая Река, насосами поднятая на вершину горы, живописно изгибаясь по желобам, дробилась на рукава под галереями, чтобы падать искусно устроенными водопадами в садах, и сливаясь в одно русло над кухней, уходила в трубу, чтобы не оставить злоумышленникам лазейки за запретную Ограду. Она не замерзала даже самой суровой зимой и услаждала слух обитателей верхних ярусов своим мелодичным журчанием.

Дворец был выполнен в старинном сиддхском стиле — узнаваемые острые крыши времён Завоевания, уже упоминавшиеся горные садики, статуи со всех концов Вселенной (правда, преобладали в основном узловатые изделия мастеров Даэны — военные трофеи, и гладкие статуи в амальском стиле — в подражание). Как дорогой мех, далёкие ярусы украшали заснеженные кроны безлистных деревьев, а за ними, дивными птицами казались придворные, гуляющие в ярких нарядах.

То тут, то там были натыканы многочисленные сторожевые и «ушастые» башни, в дополнение к сетям и мощному гарнизону охранявшие покой правителя. Вначале, при деде, Сабуро-строителе, дворец микадо находился на четвёртом, самом верхнем ярусе, но отец Мацуко, унаследовав трон, пожил там немного — и ему надоело, что еду постоянно доставляют холодной, и он приказал перенести императорский дворец на ярус ниже, а кухни — на ярус выше. Так Девятивратный дворец обрёл свой современный вид, и свою знаменитую, восхищающую знатоков, асимметрию.

Кадомацу отделилась от своей свиты: девушки, подобрав шлейфы, поспешили занимать подготовленные для них комнаты, а Её Высочество в сопровождении неизменной Ануш, повернула направо, в покои императрицы.

Их встретили тишина и полумрак, нарушаемые лишь мягким мерцанием дорогих ковров. Какая-то из маминых фрейлин вышла им навстречу, но, увидав суккуба, только скривила губы и прошла мимо, гордо отвернув голову.

Девушка, обеспокоенная такой холодностью, сделала знак Ануш остаться здесь, но та решительно сказала «нет».

— Почему? — удивилась принцесса.

— Хочу быть с тобой, — как отрезала.

— Но милая, здесь, у матери, не надо меня охранять. Она моя мама. Она не может мне навредить.

— Я от неё не вреда боюсь, а «пользы» без твоего согласия.

— Ну, это смешно, Ануш, ты уже придумываешь, — и, перейдя на свой язык, приказала: — Оставайся здесь!

— Я иду с тобой, и, пожалуйста, не спорим. И вообще, — она остановилась придумывая: — Мне просто на неё посмотреть-послушать охота — ты же знаешь, как она похожа на мою маму...

Подруга всплеснула рукавами:

— Так бы сразу и сказала! А то придумала отговорок: «беспокоюсь»! — передразнила она тон и картавый выговор даэнки.

— Вот из-за этого я за тебя и беспокоюсь, — Ануш, опустившись на колени, отодвинула сёдзи, и пропустила вперёд принцессу.

Они вошли в небольшое, пропахшее степными травами и старыми коврами помещение, отделанное под юрту. Императрица сидела к ним вполоборота, но сразу же поднялась навстречу дочери, прервав беседу на полуслове. Её собеседницы незаметно упорхнули, а Мацуко, как ни пыталась отделаться формальным поклоном, всё-таки оказалась в соскучившихся родительских объятиях. И вздохнув, обняла маму.

На их планете многие задавали вопросы: кто была эта женщина? Стала ли она по-настоящему «Императрицей Ритто», достойной фамилии клана Явара, или была и осталась дикой дочерью Севера по имени Цааганцецег, хранившей в центре Империи варварские традиции кровожадных всадников на низкорослых лошадках? Любимая её дочь, Кадомацу, знала, что ответ где-то посередине.

Нет, мать не была каким-то воплощением зла, косматой колдуньей, как рисовала народная молва, но и не являлась безропотным, преисполненным всех добродетелей ангелом, как врали историки. Нет. Мама Мацуко была всего лишь красавицей с умной головой. Которой однажды повезло, и которая сделала всё, чтобы не упустить своё счастье.

Считается, что чем светлее глаза у демона, тем больше он находится во власти чувств. Глаза Императора были совсем белыми — и принцу Итиро предрекли любвеобильность ещё в колыбели. Его отец, Император-дед, отчасти в этом потворствовал, сплавляя присылаемых ему наложниц в его гарем. Конечно, это вызывало ропот у подданных: отправляли дочь