На французском побережье военным было совершенно не до анекдотов.

— Адмиралу Колчаку Зпт Вильгельмсхафен Тчк Немедленно принять меры против линкоров у Дюнкерка. — Барон вытер пот со лба, перемешанный с тончайшей известковой смесью. — Записал?

— Так точно, ваше высо…

Голос офицера связи заглушило новым взрывом. Оконное стекло жалобно дзинькнуло, разлетаясь на сотни осколков. Тяжеловесный особняк в сотне шагов по улице сложился, как карточный домик, и рухнул, подняв новые пыльные облака.

— А не то я сам прилечу и порву по складке его полужопия!

— Та… так и шифровать, выше высокопревосходительство? — Штабс-капитан достал из щеки оконный осколок, лизнул палец и стер им кровь.

Врангель стряхнул стекло с фуражки.

— Нет. Отправляй. Мне связь с аэродромом. Нестеров? Ты летчик, мать твою, или корова беременная?! Молчать! Мне плевать, сколько у тебя машин. Хоть сам растопырь руки и лети, я сказал! Заставь линкор замолчать, или я сам тебя на него заброшу.

Командующий армией швырнул телефон.

— Есть связь с четырнадцатой дивизией?

— Никак нет. Послали связиста. Может, обрыв.

— По радио?

— Не отвечают.

Снова грохнуло. Похоже, корабли Грандфлита получили приказ разобрать Дюнкерк по кварталам и кирпичам, не считаясь с потерями мирного населения и фактом, что Франция отныне вроде как нейтральная страна.

Хлопнула пустая рама, стопка листков бумаги взвилась в воздух и закружилась по комнате. Штабисты в страхе уставились на командующего, сыплющего матюгами и пинающего мебель. Как бы ни ценил генерал силу русского мата, от снаряда в двенадцать дюймов он не спасет.

— Двадцать третья дивизия!

— На проводе, ваше высокопре…

— Алло! Деникина ко мне! Я сказал — живо! Антон, слушай внимательно. С четырнадцатой дивизией связи нет. Срочно посылай туда вестового. Ежели Эверт погиб, принимай командование корпусом, понял? Отставить! Что?! А мне похер, как ты это сделаешь! Остатками четырнадцатой прикрывай участок обороны корпуса и наступай на Тетегем! У них фланг — голый! Немедленно! К вечеру возвращайся на исходную.

Барон хлопнулся в кресло, не стряхнув мусор и осколки. Половина «железной дивизии» ляжет в этой вылазке. Но давление в сторону порта упадет.

— Броневик к подъезду. Я — в порт.

По пути осколки фугаса хлестнули по броне. Генерал безжалостно отправил водителя менять спустившее колесо на запаску. Ежесекундно боясь нового взрыва, тот совершил чудеса скорости. Машина вновь сорвалась с места.

— Болты хоть затянул?

— До порта хватит, ваше высокопре…

— Ладно.

Виляя между грудами битого кирпича, упавшими столбами, брошенными авто и экипажами, броневик добрался до порта. Близ причалов и доков оказалось удивительно спокойно — портовые сооружения весьма требовались самим британцам для эвакуации. И русским не хотелось его минировать: чем черт не шутит, может, именно отсюда погрузится десант на Альбион.

— Ваше высокопревосходительство! — обратился временный начальник порта, и Врангель подумал, что на этой войне он половину времени потратит на выслушивание своего длиннющего титулования. — Плановые работы завершаем. Разрешите представить вам майора Розетти, подводный флот Италии.

Врангель попытался скрыть разочарование. Об итальянцах как о бойцах он имел самое скептическое мнение — много форсу, мало пользы. Один плюгавый макаронник — это давно обещанная помощь против британских линкоров? Однако барон сдержался. Италия — крайне ненадежный союзник, и в войну она толком не вступила. Пусть отвлекут на себя хоть самый захудалый эсминец и пехотную роту джентльменов — будет вам поклон в пояс.

Итальянец сносно изъяснялся по-немецки и выразил синьору командующему свое почтение.

— Синьор Розетти, линкоры ограждены сетками и боновыми заграждениями. Наши морские герои уверяют, что торпедой их не достать. У вас есть решение? — спросил Врангель, до конца отрабатывая видимость совместной работы с союзником.

— Си, синьор генерал. Вот мой золотой ключик к успеху.

У пирса колыхалась субмарина, которую, верно, и сорок лет назад сочли бы очень маленькой.

— Ее зовут «Пикколо».

Несмотря на недоверие собравшихся, итальянец явно гордился подводной мотоциклеткой.

— Экипаж три человека плюс два фрогмена, человека-лягушки. «Пикколо» несет четыре противокорабельных мины, они закрепляются на днище точно под хранилищем артиллерийских снарядов. Заводим адскую машину, убегаем — и буф-ф!! — Розетти вскинул пальцы вверх, демонстрируя взрыв.

— Я потрясен! Одно непонятно — какого дьявола вы до сих пор на берегу?

— Терпение, синьор генерал. Мы действуем только ночью.

До ночи от Дюнкерка останутся головешки. Врангель со злостью огляделся по сторонам. Вся надежда на итальянскую лягушку. Даже не смешно.

На фоне ухающих в отдалении взрывов с неба донесся звук авиационного мотора. Барон и окружающие его подняли глаза. Воздушного боя в реальности они никогда еще не видели.

С высоты в пять тысяч футов Дюнкерк у морского побережья выглядел как сказочный городок, в котором игрались два мальчика, злой и добрый. Хороший настроил домов, проложил улицы, хулиган потоптал половину и развалил.

Наказать хулигана не представилось ни малейшей возможности. Авиаотряд потерял четырнадцать машин из двадцати, перелетевших в Дюнкерк перед началом боев. В результате не более трех торпед легло сравнительно близко к линкорам, запутавшись в сетях. Бомбежка также не принесла успеха. Корабль уязвим в походе, защищенный на стоянке, он напоминает крепость, а бипланы Сикорского — деревянный меч, негодный для штурма.

Игнорируя крики и оскорбления со стороны танкиста, знакомого еще по Балканской войне, подполковник Нестеров приказал снять торпедные подвески с оставшихся машин и использовать их лишь для разведки и прикрытия от британских авианаблюдателей. Получив сообщение, что в воздухе замечен гидросамолет, он приказал приготовить своего «Сикорского». При всех разногласиях и трениях с командующим армией, Петр Николаевич в двух вещах был с ним схож — носил то же имя и отчество, а также лично кидался в бой, даже если обстановка остро не требовала личного участия. Не от особой кровожадности и желания убивать собственными руками. Подчиненные должны знать, что командир умеет водить танк или самолет не хуже их, оттого его требования строги и законны.

С-22 описал над городом очередной круг, взбираясь в высоту, когда Нестеров увидал наконец английский аппарат. Во враждебной принадлежности нет сомнений — германцам неоткуда здесь взяться, а оба русских исправных аэроплана имеют колесное шасси. Летчик описал большой полукруг и начал сближение со стороны яркого солнца, возвещающего конец зимы и весеннюю радость… Но не тем, на кого заходит истребитель, ощерившийся двумя синхронными пулеметами.