снова, пытаясь заглушить звук своего имени, шепчущего вокруг меня, я звала его. Отчаяние царапало мою кожу, как зуд, который никак не унимался.

— Теодор! — Позвала я, когда Баэль не ответил. Его имя было криком, грубым и сдавленным.

Я не могла бы сказать вам, почему решила позвать его, но в тот момент это было единственное, что я могла придумать.

К моему удивлению и ужасу, он ответил.

Свет снова мигнул, и затем позади меня встал мужчина. Мне удалось подавить крик, застрявший у меня в горле при виде его знакомого лица, костюма и трости с оловянной кошачьей головой.

Его глаза снова стали черными, как в тот момент, когда я впервые увидела его. Они казались мраморными на фоне его темно-коричневой кожи.

Я едва могла разглядеть изображение этого, по общему признанию, красивого, поразительного черепа, скрывающегося где-то под его стоическим выражением лица, но это было видно только при изменившемся освещении. Возвышаясь надо мной по меньшей мере на две головы, Теодор положил руку мне на плечо.

— Скажи «да», — просто сказал он, впиваясь пальцами в мою кожу.

Однако это было не больно, а только интенсивно. Его голос был насыщенным и почти слишком глубоким, чтобы быть естественным, и от этого у меня потеплело в животе. Я не должна была находить этот голос привлекательным. Мне следовало бежать куда глаза глядят.

И все же…

Сказать «да»? «Да» на что?

Я не смогла заставить себя выдавить вопрос. Однако я откинулась на его твердую грудь. Страх сковал мой язык, поэтому я стояла там, разинув рот, глядя на его отражение.

Сказать «да»? Насколько я знала, я могла бы сказать «да» своей собственной смерти. Он был похож на жнеца, пришедшего съесть мою душу. Но почему-то я чувствовала, что ему нужно от меня что-то еще, прежде чем это произойдет.

В тяжелой тишине мое сердце билось, как барабан. Мне не потребовалось много времени, чтобы понять, что это был единственный стук, который я могла слышать. Даже когда его мускулистое тело прижалось ко мне сзади, теплое и твердое, его грудь была неподвижна, как камень.

Как бы я ни была напугана, было только одно, что я знала с абсолютной уверенностью, и это то, как сильно я хотела убраться из этого проклятого «Дома веселья». В настоящее время Теодор был моим единственным вариантом.

Поэтому я встретилась с ним взглядом, вздернула подбородок и выпрямилась, изображая уверенность, которой у меня не было, и сказала:

— Да.

Мы исчезли в мгновение ока. Единственным ощущением, на котором я могла сосредоточиться, было ощущение его сильных рук, обхвативших меня и крепко прижавших к себе. Затем все затуманилось.

Следующее, что я помнила, это то, что я завалилась набок, зацепившись за что-то деревянное, прежде чем ударилась лицом. На секунду мой желудок скрутило, а голова закружилась, но мне удалось медленно дышать через нос, и мир начал возвращаться в фокус.

Первое, что я услышала, были звуки сверчков, казалось, их были миллионы, затем звук плещущейся воды.

Я сидела в деревянной лодке. Широкой, но короткой, с тремя рядами скамеек. Это был ялик (Двухвесельная или четырёхвесельная небольшая шлюпка), и он мягко покачивался на едва колышущихся водах болота. В данный момент я сидела в среднем ряду, а позади меня был…Теодор. Он сел на последнюю скамейку, глядя прямо на меня, его глаза снова приобрели сияющий серебристый цвет, который, казалось, мерцал в темноте, как звездный свет.

По обе стороны от него было два деревянных весла, но они гребли сами по себе, словно управляемые невидимыми руками, в то время как он просто лениво развалился, зажав во рту свернутую трубку, выпуская дым во влажный ветер.

Он сидел на скамейке рядом со снятой шляпой. Его пиджак был широко распахнут, обнажая подтянутую грудь, которая в лунном свете блестела, как полуночный бархат. С босыми ногами, несмотря на красивую одежду, он был похож на какого-то темного бога, притворяющегося человеком, но не совсем правильно делающего это.

— Расскажи мне об этом твоем женихе, — ни с того ни с сего попросил он. Его тон был непринужденным, как будто мы часами сидели здесь и рассказывали истории.

— Что, прости? — Я нахмурилась, чувствуя неловкость, но не тот ужас, который я испытывала в «Доме веселья». — Почему ты хочешь узнать о нем? — Я не понимала, какое отношение Остин имеет к этой ситуации.

Теодор пару раз пыхнул трубкой, окидывая меня оценивающим взглядом. Я повернулась на стуле так, чтобы полностью видеть его лицо. Маленькая часть меня знала, что это было сделано для того, чтобы я не стояла спиной к очевидному хищнику.

— Ты презираешь этого человека.

Это был не столько вопрос, сколько утверждение, замаскированное под него. Каким-то образом он кое-что знал обо мне. Он уже упоминал мою бабушку по имени, так что меня не особо удивили эти обвинения, какими бы правыми они ни были.

— Конечно, я ненавижу его. Он засранец, который любит бить по чему попало, когда злится. А именно по моему лицу…

Последнюю часть я произнесла вслух, хотя и тихо, но было слишком поздно брать слова обратно.

— Я больше ничего тебе не скажу, пока не получу несколько реальных ответов. — Я скрестила руки на груди. — Ты посадил меня на свою маленькую лодку, и, по-видимому, я не могу покинуть это место, так что ты вполне можешь выложить все.

Это не произвело того эффекта, который должно было оказать, из-за того факта, что я сидела в слегка покачивающейся лодке, стараясь не потерять равновесие. Я надеялась, что выгляжу не так глупо, как чувствовала себя.

Теодор только моргнул, глядя на меня с той пугающей невозмутимостью, которую, казалось, довел до совершенства.

— Кто ты? — Спросила я со всей прямотой, на которую была способна. Я медленно обвела его взглядом по всей длине. — Или, еще лучше, кто ты такой, Теодор?

Я была дерзка. Может быть, слишком дерзка. Может быть, даже достаточно дерзка, чтобы разозлить его. В этот момент мне действительно нечего было терять. Я была потеряна и одинока, и мне нужны были настоящие ответы. Больше никаких этих гребаных загадок и игр разума.

— Я удивлен, что ты до сих пор этого не поняла, грустная девочка.

Застонав, я раздраженно запустила пальцы в волосы.

— Только не ты, пожалуйста.

На его полных, широких губах заиграла улыбка.

— Ах, но мне это слишком нравится. Один глаз карий, а другой голубой, как у кошки. Скажи мне, ты тоже такая же дерзкая, как