Лука с любопытством озирался; никаких оческов здесь не было и в помине. Пригнувшись, они нырнули под низенькую арку дверного прохода, ведущего в заднее помещение кладовой. Здесь хранились кипы тканей – самого различного качества, но все из беленой некрашеной шерсти, той самой, которая использовалась в одеяниях монахинь. В противоположном углу высилась стопа похожей на мешковину грубой коричневой ткани, из которой сестры шили свою рабочую одежду. Имелся также запас кожи, из чего монахини изготовляли себе башмаки, сандалии и даже седла и упряжь. Кожа была тщательно рассортирована и сложена в аккуратные стопки в соответствии с качеством выделки. Шаткая деревянная лесенка вела наверх, на антресоли.

– Здесь, внизу, ничего нет, – объявил Фрейзе.

– Значит, в следующий раз мы обследуем кладовую в доме аббатисы, – решил Лука. – Но сперва я должен проверить, нет ли там чего наверху. – Он взял свечу и стал подниматься по лесенке. – А ты подожди меня здесь.

– Только свет не уноси! – взмолился Фрейзе.

– Ничего, постоишь минутку спокойно.

Фрейзе остался возле лестницы, глядя, как колеблющееся пламя свечи поднимается все выше и замирает, нервно мигая в кромешной черноте. Вдруг сверху донесся странный задушенный вскрик Луки, и Фрейзе испуганно прошипел, глядя во тьму:

– Ты что? С тобой все в порядке?

В ту же минуту кто-то набросил ему на голову плотную ткань, полностью его ослепив, и он, инстинктивно присев, услышал у себя над головой свист тяжелого меча. Рухнув ничком, Фрейзе поспешно откатился в сторону, пытаясь приглушенными тканью криками предупредить Луку об опасности, но тут что-то ударило его в висок, и он умолк, однако успел услышать, что Лука быстро возвращается вниз. Затем вдруг раздался грохот – это у Луки из-под ног выдернули лестницу и отшвырнули ее от стены, а потом Фрейзе, изо всех сил старавшийся не потерять сознание, получил предательский и очень точно нацеленный удар ногой в живот и скорчился от боли; почти в то же мгновение он снова услышал громкий вскрик Луки и ужасный глухой стук, когда тот ударился о каменный пол. Фрейзе попытался его окликнуть, но ответом ему было молчание.

* * *

Сперва Фрейзе просто лежал в темноте, боясь произнести хоть слово. Потом, собравшись с силами, все же сел, скинул с головы капюшон и ощупал себя с головы до ног. Когда он провел рукой по лицу, то сразу почувствовал, что она мокра от крови; кровью оказалось залито все его лицо от подбородка до лба.

– Ты здесь, Воробушек? – хриплым голосом спросил Фрейзе.

Ответом ему по-прежнему было молчание.

– Пресвятые спасители! Только не говорите мне, что она его убила! – простонал Фрейзе. – Только не это! Ты где, мой маленький господин, мой дорогой подменыш?

Встав на четвереньки, Фрейзе ползал по полу кругами, пытаясь отыскать Луку на ощупь, но то и дело натыкаясь на развалившиеся кипы хранившихся здесь тканей. Несколько минут он практически вслепую обследовал помещение кладовой, и ему стало ясно, что Луки там нет.

Лука исчез!

– Господи, какой же я дурак! Почему я не запер за собой дверь? – в страшном раскаянии бормотал Фрейзе себе под нос. Затем он, пошатываясь, поднялся на ноги и стал ощупью продвигаться вдоль стены к выходу, минуя сломанную лестницу. В переднем помещении кладовой оказалось немного светлее – дверь была широко распахнута, и прямо в нее светила убывающая луна. Спотыкаясь о рассыпанные продукты, Фрейзе приблизился к двери, заметив по дороге, что железная решетка, закрывавшая вход в ту часть кладовой, где хранили вино и пиво, тоже поднята. Он невольно провел рукой по лбу, снова выпачкав ладонь в крови, постоял пару минут, опираясь о шаткий стол, и заковылял дальше, к свету. Когда он наконец вышел за порог, монастырский колокол как раз прозвонил полунощницу, и ему стало ясно, что он не менее получаса пролежал без чувств.

Фрейзе собрался уже идти в часовню, поднимать тревогу и призывать монахинь искать похищенного Луку, когда вдруг заметил в больничном окошке свет. Он свернул к больнице, и оттуда навстречу ему быстрым шагом вышла сестра Урсула.

– Это ты, Фрейзе?

Он, пошатываясь, подошел к ней, и она испуганно вздрогнула, увидев его окровавленное лицо.

– Господи, спаси и помилуй нас грешных! Что с тобой случилось?

– Меня кто-то ударил, – кратко пояснил Фрейзе. – А мой маленький господин и вовсе исчез! Поднимай тревогу, сестра! Его наверняка не успели унести далеко!

– Он здесь, здесь! Но словно в каком-то ступоре, – поспешила успокоить его сестра Урсула. – А с ним-то что произошло?

– Слава богу! Это хорошо, что ты его нашла. А где?

– Да только что тут. Он, шатаясь, брел по двору, а я шла к мессе. Я довела его до больницы, и там он упал без чувств. Я как раз и спешила разбудить тебя и брата Пьетро.

– Отведи меня к нему.

Она повернулась и снова вошла в дом, а Фрейзе, с трудом переставляя ноги, последовал за нею. Он увидел продолговатую комнату с низким потолком, где вдоль длинных стен стояло с десяток кроватей с жалкими соломенными тюфяками и убогими простынями из неотбеленного полотна. Впрочем, занята была только одна постель. На ней лежал Лука – мертвенно-бледный, глаза закрыты, дыхание поверхностное.

– Пресвятые отцы! – в тревоге прошептал Фрейзе. – Очнись, мой маленький господин, поговори со мной!

Лука медленно открыл свои ореховые глаза.

– Это ты?

– Хвала Господу, хвала Пресвятой Богородице, конечно же, я! Как и всегда.

– Я слышал, как ты крикнул, и стал спускаться, а потом упал с лестницы. – Лука говорил невнятно, поскольку губы у него были разбиты и сильно распухли.

– А я слышал, как ты упал. Грохнулся об пол, точно мешок с картошкой, – сказал Фрейзе. – Пресвятые отцы! Когда я услышал, как сильно ты ударился об пол, я уж думал… А потом и меня кто-то ударил…

– Я себя чувствую просто ужасно – как проклятый грешник в аду.

– Я тоже.

– Тогда лучше поспи. Мы с тобой утром обо всем поговорим. – И Лука устало закрыл глаза.

К ним подошла сестра Урсула, держа в руках большую миску с горячей водой и чистую тряпицу. От миски исходил чудесный аромат лаванды и арники.

– Позволь мне обмыть твои раны, – сказала она Фрейзе, и тот прилег на соседнюю кровать. – На вас напали, когда вы лежали в постели? – спросила у него монахиня. – Как вообще это все произошло?

– Не знаю, – вяло откликнулся Фрейзе. Он был настолько оглушен тем ударом в висок, что в голове у него по-прежнему стоял гул. Кроме того, он понимал: эта монахиня вполне могла заметить распахнутую дверь в кладовую, да и Луку она во дворе встретила. – Я ничего толком не помню, – неуклюже соврал он, и она спрашивать перестала, а принялась осторожно промывать его раны и ушибы, то и дело вскрикивая от жалости и сострадания. Наслаждаясь роскошью женской заботы, Фрейзе расслабился и, вытянувшись на кровати, крепко уснул.