В тот момент, когда пылкий влюбленный Кудрявцев поднялся на лестничную площадку и остановился перед заветной дверью, и разум, и совесть покинули его окончательно. Самое печальное, что не бесповоротно.

А ведь спроси его сейчас: зачем он, пренебрегая мудрыми советами товарища, этим вечером приперся в дом, в котором поселилась беда, Кудрявцев не смог бы произнести в ответ ничего вразумительного.

Более того, всю дорогу до Рубинштейна Володя убеждал себя, что именно сегодня ему в самом деле не следует встречаться с Еленой. Убеждал, но продолжал движение. Аки тот пьяница, что в очередной раз собирается бросить пить и отмечает это свое решение очередной же стопочкой. Короче, налицо имелось самое натуральное помешательство. Помноженное на эгоизм влюбленного человека и возведенное в куб решимостью расставить, подвернись такая возможность, все точки над «ё»…

Кудрявцев покрутил ручку старорежимного звонка, и в недрах квартиры исключительно однозвучно загремел колокольчик. Открыли ему очень не сразу, так что у Володи оставался последний крохотный шанс отмотать ситуацию назад и убраться восвояси. Однако он этим шансом не воспользовался.

Наконец щелкнули замки, дверь тихонько скрипнула, и на пороге возникла Елена. В простеньком домашнем платьице и тапочках на босу ногу. Непривычно растрепанные, неуложенные волосы, красные от бесконечных слез глаза, заметно опухшее лицо. Очень такое говорящее лицо.

Но Кудрявцев, работая легенду пребывающего в неведении человека, сделал вид, что разительной перемены в облике возлюбленной не заметил, и, размахивая букетом, дурашливо процитировал вольный парафраз Агнии Барто:

Звенели птичьи голоса,

В саду цвела сирень,

Когда Елена родилась,

В один хороший день!

– Поздравляю с днем рождения! Надеюсь, я не сильно опоздал?

В ответ Елена одарила его недоуменным, полным тоски взглядом, а затем устало привалилась к стоящей в прихожей этажерке и… зарыдала в голос.

– Лена! Что с тобой?

Задав совершенно искренним голосом совершенно идиотский вопрос, Кудрявцев, не дожидаясь приглашения, шагнул в квартиру и прикрыл за собой входную дверь…

* * *

Ядвига Станиславовна и Оленька стояли во дворе дома№ 100, где располагался старейший в городе кинотеатр «Галант», последние десять лет носивший новое имя – «Колизей». Почему подобной чести удостоился именно древнеримский амфитеатр, а не какая-нибудь, к примеру, «Парижская Коммуна», история умалчивает.

– …Ну вот, прокопались! – Из помещения касс вышел раздосадованный Юрка и сердито зыркнул на сестру: – А все из-за тебя, Олька! Из-за твоих дурацких бантиков!

– Что опять стряслось? – устало поинтересовалась бабушка. – Билетов нет?

– На «Суворова» уже нет! Остались только на эту ерунду, – Юрка ткнул пальцем в киноафишу с рекламой «Музыкальной истории».

– Почему же сразу ерунду? Там, между прочим, сам Лемешев играет.

– Вот именно! – с важностью подтвердила Оленька.

– Вот и целуйтесь со своим Лемешевым!

– Юрий?! Что за тон? Что за манеры?

– А того! Говорил же: заранее надо было билеты брать!

– Ничего страшного. Сегодня сходим на «Музыкальную», а в следующий раз на твоего «Суворова».

– Вот в следующий раз и пойду. А сегодня – не хочу.

– Юрий! Ты ведь взрослый мальчик, что за капризы? Почему по твоей милости мы с Олей…

– Ничего и не вынуждены! Вы идите на своего Лемешева, а я лучше пойду обратно во двор, с пацанами поиграю. Только вы мне денег дайте – мою долю на билет и на мороженое.

– Ну не знаю… Не по-людски это как-то…

– По-людски, по-людски, бабуля! – авторитетно успокоила Оленька. – Пусть Юрка идет к своим хулиганам и не портит нам с тобой праздничного настроения.

– Да уж, настроение праздничнее некуда, – вздохнула Ядвига Станиславовна и полезла в сумку за кошельком…

* * *

Успокоить Елену было непросто, однако неопытный в подобных делах Кудрявцев обнаружил в себе недюжинные способности психолога. Понимая, что дежурные слова поддержки, вроде «мне очень жаль», «сочувствую», «держись», в данном случае не сработают, он решил обойтись без слов вовсе. Участливо приобняв, он провел рыдающую Елену в гостиную, усадил на гостевой диванчик, под ту самую, глянувшуюся Кудрявцеву при первом визите акварель с морским пейзажем, подсел рядом и, крепко прижав к себе, дал возможность и выговориться, и выплакаться вволю. Сам же все это время молчал и нежно, словно ребенка, гладил ее по голове.

Когда же и слова, и слезы закончились, иссякли, он поднялся с дивана, вытащил из портфеля припасенную к праздничному столу бутылку водки, по-хозяйски достал из буфета два «гусь-хрустальных» стакана, наполовинил их и заставил Елену выпить.

Та подчинилась, опростала по-мужицки – махом, закашлялась. Владимир деликатно похлопал ее по спине, и от столь невинного, казалось бы, прикосновения у него буквально перехватило дыхание. До Кудрявцева словно бы только теперь дошло, что они с Еленой одни в пустой квартире. Что он хочет эту женщину – прямо сейчас и прямо здесь. И что другого такого шанса более может и не представиться.

Тем временем Елена, чуть успокоившись, заговорила снова:

– Я вчера ходила в «Кресты».

– Напрасно. Так быстро они все равно ничего тебе не…

– Но я просила даже не встречи, а просто хотела передать лекарства… Севе, ему же каждый день обязательно нужно принимать лекарство. Иначе… – Елена принялась нервно всхлипывать, – …врач сказал, что иначе в любой момент может случиться… – всхлипы усилились. – А эти, которые в «Крестах», они… они даже не стали слушать. Даже не вышли ко мне. Отказа-али…

– Лена, Ленушка… Успокойся… Слышишь?

– Не могу… Я не… Мне жутко от одной только мысли, что он там… что там его… С его-то больным сердцем… Понимаешь, ему обязательно нужно бывать на свежем воздухе и обязательно принимать таблетки. А он… а ему…

– Не плачь, пожалуйста. Не надо. Хочешь… хочешь, я попробую помочь с лекарствами?

Предложение конкретной, точечной помощи вырвалось у Кудрявцева машинально. Уже в следующую секунду он до боли прикусил кончик языка, досадуя за опрометчиво сказанное.

Но было поздно: реакция Елены на вылетевшего «воробья» последовала мгновенно:

– Правда?! – вскинулась она. – Как?!

– У меня есть там… В общем, один знакомый работает. Я могу попробовать передать непосредственно через него…

– Правда? А когда? Володя, милый! Я очень тебя прошу! Я… мы… ты даже не представляешь, как мы будем тебе обязаны!

– Перестань, не нужно мне никаких благодарностей, – смущенно забормотал Кудрявцев. – Разумеется, я ничего не могу обещать наверняка. Но я постараюсь, завтра же…