Ладно, Мафи и Болгария – это вопрос будущего. А вот Сербия и, главное, Румыния – это как раз очень и очень серьезно. Румыния – это путь из России в Ромею, это защита Черного моря и всех наших приготовлений в Николаеве, Севастополе и Мариуполе, это прикрытие Одессы, это дополнительные сотни километров, препятствующие вражеским бомбардировщикам наносить удары по нашим промышленным центрам. В конце концов, Румыния – это сельское хозяйство и хлеб, который нам остро необходим сейчас.

И Румыния ждет от нас сигнала об одобрении их притязаний на Трансильванию.

– Какие свежие данные по анализу настроений в Австро-Венгрии в преддверии референдумов 13 октября?

– Пока данные по землям разнятся, государь, но общая тенденция такова, что распад Австро-Венгрии видится весьма вероятным.

А это плохо.

Это – война.

– Постарайтесь внушить официальному Белграду, и в особенности официальному Бухаресту, что эти браки не могут рассматриваться в отрыве от той помощи, которую может им оказать Россия в трудный час. Не конкретизируйте. Но намекните. Их запросы очень велики, и мы хотим видеть практическое обеспечение этих запросов. И, вообще, дочери Николая – мои любимые племянницы, я их люблю всем сердцем, как своих детей.

Ну, практически.

* * *

Империя Единства. Россия. Москва. Воробьевы горы. Шуховская башня. 5 октября 1918 года

Ветер усилился, что было хорошо и плохо одновременно. Хорошо, что появилась надежда на то, что сильные порывы наконец-то прогонят эту вязкую хмарь. Плохо то, что стало еще холоднее и от этого холода уже не спасали даже кожаные «доспехи» летчиц, не говоря уж о мелко дрожащем Шухове, пальто которого просто было покрыто каплями влаги.

Ни выпитое вино, ни попытки шутить, ни что другое уже не согревали пленников башни. Дамы пытались прикрывать кавалера своими кожаными «телами». Тот поначалу отнекивался и сильно смущался, но после окрика подполковника все же наступил на свою гордость и позволил «милым барышням его согреть».

Стоя чуть ли не в обнимку с мужчиной, которого увидела сегодня впервые в жизни, Галанчикова внутренне усмехнулась. Да, видел бы ее сейчас ее Борис! Скандала бы ей не избежать!

Впрочем, откуда ему тут взяться? Наверняка где-то сидит сейчас в тепле чайной, да дела свои обсуждает, даже не вспоминая о ней.

Да, странный у них брак. Она – бывшая актриса, профессиональный пилот с семилетним стажем, участница множества самых отчаянных перелетов, испытатель новейших моделей аэропланов. Он – купец первой гильдии и один из «хлебных королей» России. Она – рвалась в небо, а когда началась война – рвалась на фронт. Он – зарабатывал огромные капиталы на торговле зерном и не только. Он – предлагал ей купить какой угодно аэроплан (Хоть десять! Целый завод!), лишь бы она осталась в Москве. Она – бросила все (включая мужа) и отправилась на войну.

Не смогла Люба сидеть сиднем дома, когда вся Россия воюет. С ее-то опытом!

Но, как уже было сказано, муж, Борис Филиппов, не очень-то одобрял ее патриотический порыв. Впрочем, его надеждам на то, что тяготы и лишения войны заставят его супругу одуматься и вернуться в сугубо гражданскую авиацию, сбыться было не суждено. Да и как она могла отказаться, когда все воюют? Та же Евдокия Анатра, например. Или княгиня Долгорукова. Или вот та же Ольга Мостовская. Целый ее дальнебомбардировочный полк.

А муж… Что муж? Не складывалось у них все как-то. Детей не было. Борис был весь в своих купеческих делах и побывал у них в полку лишь один раз. Да и то…

Окинув хозяйским оком свою жену, самолеты и барышень вокруг воздушных машин, Филиппов тут же сел в свой автомобиль и молча уехал.

И лишь через неделю, за утренним чаем, Люба узнала о том, что муж купил старое строение фабрики и склады, заказал все необходимое оборудование и даже нанял контору, которая уже начинала формировать портфель заказов и искать поставщиков.

Глаза купца горели воодушевлением:

– За кожей – будущее! Одних казенных подрядов на обеспечение кожаными куртками, штанами, сапогами и прочим всей этой вашей авиации и прочей машинерии сколько можно получить! Броневики! Авто! Вы же там все в коже ходите! Даже на земле! А какие на вас одежды в небе и сколько ее! А мода на вас сейчас какая пойдет! Это же какие деньги, Любушка! Миллионы, как есть миллионы!!! Слава Тебе Господи, что сподобил меня проведать тебя, радость моя, на этом вашем чертовом аэродроме, гори он огнем!!!

* * *

Империя Единства. Россия. Москва. Воробьевы горы. Шуховская башня. 5 октября 1918 года

– И передайте всем моим подданным – Империя своих не бросает!

Подождав, пока пишущая братия закончит записывать мое пиар-послание, министр информации объявил:

– Благодарю вас, дамы и господа. Высочайшая аудиенция для прессы и фотосессия окончены. Его Императорское Всесвятейшество и Величие ожидают государственные дела.

Я выдохнул сквозь зубы, глядя на то, как под отеческим взором графа Суворина расползается во все стороны снимающая публика, коей тут столпилось превеликое множество. Даже если не считать тех, кто относится к высочайшему пулу, поскольку набежали все кому ни лень. А уж сколько зевак! Трамваи только успевали подвозить толпы охочих до дармовых зрелищ. И толпы эти становились все больше и больше.

Уверен, что генерал Климович поседеет сегодня весьма и весьма значительно.

Зевак, конечно, ограничивали и отгоняли подальше от башни, указывая на возможность обрушения, но это лишь разжигало аппетиты толпящихся.

Да, толпа как она есть. Жадная к зрелищам, беспощадная в своем сочувствии, агрессивная выше всякой меры и в то же время готовая на искреннюю жертву.

Москва получила свое шоу.

И свое испытание.

Нет, в принципе, я был согласен с главой МинИнформа относительно того, что любую катастрофу надо не замалчивать, а максимально громко возглавлять ее разбирательство, а еще лучше сделать ликвидацию последствий произошедшего каким-нибудь отдельным эпическим… эм-м, ну, вы поняли. Который, сам по себе, затмит …изначальный. Как говорится, на каждый… найдется свой отец!

Да, был с ним согласен, но вот эти вот фотосессии иной раз меня бесили до невозможности.

Но, увы, тут ничего не поделать. Отеческий взор, героическое лицо, слова, преисполненные державной мудрости.

Торг августейшим лицом.

Одних только спецслужб сколько у меня занимается мониторингом общественных настроений! Пять государственных и пять, пусть небольших, но сугубо неофициальных (читай – моих личных), которые финансируются за мой счет и работают не на какую-то абстрактную Державу или на конкретное свое начальство (что скорее), а на меня лично. И все эти спецслужбы друг за другом яростно приглядывают, стараясь найти у конкурента малейшие признаки измены или банальной крамолы.