это дерьмо прямо из-под носа нашего отца, делает ребрендинг его продукта и получает от него чертовски большую прибыль. Это хорошая маленькая игра, которую мы затеяли, но единственная проблема в том, что наш отец становится немного… расстроенным, и, к несчастью для тебя, нам нужно на кого-то спихнуть вину. Головы должны покатиться, и как, черт возьми, мы могли бы продолжать вести наш бизнес, если бы это были наши головы? Ты понимаешь нашу маленькую дилемму, не так ли?

— Нет, — говорит Антонио, качая головой. — Он все поймет. Вам это с рук не сойдет. Мой отец…

— Твой отец дурак, раз бросил тебя здесь на этой неделе, точно такой же, как и ты, не предвидевший этого. Нам дали неделю свободы. Тебе следовало подготовиться. Тебе следовало нанять охрану.

— Я сделал это, — выпаливает он, — Точно так же, как и все остальные в семье ДеАнджелис. Они никогда не последуют за вами. Они слишком сильно вас боятся.

— Именно так, — говорит Роман. — Вот почему мы должны начать все сначала. Отсеять всех тех, кто слишком слаб, чтобы противостоять нам, слишком слаб, чтобы руководить этой семьей и процветать в ней.

Его глаза расширяются, он только сейчас осознает, как далеко могут зайти братья.

— Но мой отец…

— О, тебе не нужно беспокоиться о своем отце, — говорит Роман, осторожно подходя к нему. — Твой отец скоро присоединится к тебе.

— Вам это с рук не сойдет, — повторяет он, выплевывая слова, как яд изо рта.

— В этом-то все и дело, — говорит Леви. — Нам уже сошло.

Холодок пробегает по моей спине, когда эти слова пронзают мою грудь. В том-то все и дело, что нам уже сошло. Я не в первый раз слышу это предложение, но, черт возьми, надеюсь, что в последний. Они сказали мне то же самое в тот вечер, когда нарядили меня в старое платье своей матери и угостили ужином. От этого воспоминания у меня до сих пор мурашки бегут по коже.

Антонио вздергивает подбородок, решая действовать силой.

— Ваш отец снесет вам головы за это. Когда он обнаружит, что вы снова пытаетесь свергнуть его, он расправится с вами, как с гребаными животными, которыми вы и являетесь.

До меня доходит одно слово, и я обнаруживаю, что поднимаюсь на ноги, подхожу к Леви и смотрю на Антонио.

— Опять? — Спрашиваю я. — О чем ты говоришь?

Антонио усмехается.

— Ну, ну, эта маленькая шлюха снова обрела дар речи, — мрачно бормочет он. — Скажи мне, они взяли тебя с собой, чтобы я мог насладиться тобой, прежде чем они убьют меня?

Я делаю шаг вперед, заслоняя Леви плечом, показывая ему, какая у нас здесь динамика.

— Я задала тебе вопрос.

— Почему бы тебе не спросить своих маленьких дружков?

— Мы с тобой оба знаем, что они не делятся информацией добровольно. Но вот мы здесь, над тобой нависла угроза смерти, а ты, кажется, изо всех сил стараешься держать рот на замке. Итак, я спрошу тебя еще раз, что ты имеешь в виду?

Антонио бросает взгляд на Романа, вероятно, уверенный, что, если бы он разгласил информацию, ему оторвали бы голову, но, черт возьми, похоже, так все и закончится, что бы он ни сказал здесь сегодня вечером.

— Продолжай, — говорит ему Роман. — Поделись с Шейн, почему мы выбрали тебя, чтобы ты взял вину на себя. Дай ей понять, какой ты бесхребетный змей.

Антонио тяжело сглатывает, прежде чем оглянуться на Леви.

— Да ладно, чувак. Это древняя история.

— Древняя история? — Леви смеется. — Древняя история для кого? Для тебя? Может быть, но для нас это так же свежо, как будто это произошло вчера. Ты здесь, живешь в доме Романа, спишь в его постели, ешь его еду, в то время как мы заперты, как заключенные, и этот груз лежит на твоих плечах.

— Нет, — выдыхает Антонио. — Это было решение вашего отца. Если вам нужно кого-то обвинить, вымещайте это на нем.

— Мы доверяли тебе, Тони, — говорит Леви смертельным и леденящим душу тоном. — Мы выросли как братья. Мы бы дали тебе все, если бы ты только держал рот на замке, но ты не смог. Ты хотел все это для себя. Ты хотел заполучить ключи от королевства, но они были не твои, и ты не мог их забрать.

Я хмурюсь, едва следя за рассказом.

— Что случилось?

Роман ухмыляется и подходит к своему двоюродному брату, заходя ему за спину и заставляя парня замереть, когда его голова странно наклоняется, что говорит мне о том, что он превращается в свое альтер-эго серийного убийцы.

— Антонио был нам как брат, — объясняет он, глядя на меня своими маниакальными глазами, убеждаясь, что я ловлю каждое его слово. — Как сказал Леви, мы вместе росли, вместе тренировались, вместе учились выживать, но в нем было что-то еще. Разве не так, Тони? — спрашивает он, сильно тыча пистолетом ему в спину, заставляя Антонио вздрогнуть, когда его жизнь проносится у него перед глазами. — Тони был жадным. Он хотел править королевством точно так же, как и мы, и какое-то время нам это в нем нравилось. Он мог бы править на нашей стороне, и нас было бы не остановить.

— Пожалуйста, Роман, — заикается Антонио, его глаза вспыхивают, возвращаясь к Леви, умоляя изо всех сил. — Я могу все исправить. Клянусь, я вытащу вас оттуда. Вы будете свободными людьми.

Роман смеется и снова обращает свое внимание на меня, его глаза темнее, чем я когда-либо видела.

— Десять лет назад мы решили свергнуть нашего отца. Мне едва исполнилось девятнадцать, но я увидел в своих братьях то, чего не видел никто другой. Мы бы процветали, когда бы весь мир был у наших ног. Мы собирались забрать все, но Тони этого было недостаточно. Он, как и все мы, понимал, что если бы мы выбыли из игры, он бы в конечном итоге унаследовал все это. Поэтому он установил мишень у нас на спинах. Он пошел к нашему отцу, только не стал вмешиваться, и вот мы здесь, десять лет спустя, заперты, как игрушечные солдатики нашего отца.

Слезы щиплют мне глаза, когда я снова смотрю на Романа и ловлю себя на том, что придвигаюсь ближе к Леви. Несмотря на мои чувства к ним прямо сейчас, невозможно не видеть, как предательство Антонио разорвало их на части, и, черт возьми, я, возможно, теряю себя здесь, но я хочу, чтобы они получили то, что им причитается. Я хочу, чтобы они правили семьей ДеАнджелис. Я хочу, чтобы они процветали и