— Слов, которые написал отец Трубчек собственной кровью. Вы просили попробовать выяснить, что они означают.

— А. Да. Заходи в кабинет.

Ваймс слегка расслабился. Констебль Посети любил поговорить о состоянии души ближнего и о необходимости ее стирки и чистки, пока на нее не наслали вечное проклятие. Но, похоже, этот разговор будет важным.

— Это древний кенотинский, сэр. Цитата из ихней священной книги, хотя, конечно, когда я говорю «священной», надо понимать, что изначально они заблуждались…

— Да, да, не сомневаюсь, — усаживаясь, кивнул Ваймс. — Надеюсь, нам крупно повезло и там говорится что-нибудь типа: «Господин Икс сделал это, аргх, аргх, аргх»?

— Увы, сэр. Такой фразы нет ни в одной из известных священных книг, сэр.

— А, — сказал Ваймс.

— Кроме того, сэр, я просмотрел другие бумаги, обнаруженные в комнате, и выяснил, что записку писал не покойный.

Лицо Ваймса прояснилось.

— Ага! Кто-то еще? Тогда, быть может, там говорится что-то типа: «Получай, сволочь, мы искали тебя вечность, чтобы отомстить за то, что ты сделал столько лет назад, искали и наконец нашли!» Или я опять ошибаюсь?

— Ошибаетесь, сэр. Такой фразы тоже нет ни в одной из священных книг, — сказал констебль Посети, но вдруг засомневался. — За исключением, пожалуй, «Апокрифа» к «Завету Мщения Оффлера», — добросовестно добавил он. — Тогда как слова в записке взяты из кенотинской «Книги Истины». — Он усмехнулся. — Тоже мне истина… В ней рассказывается о том, как их лжебог…

— А нельзя ли просто перевести слова и оставить в стороне сравнение религий? — спросил Ваймс.

— Так точно, сэр, — Посети выглядел немного обиженно, но он все же развернул бумажку и опять пренебрежительно усмехнулся. — Это некоторые правила, которые их бог якобы оставил первым людям, после того как вылепил их из глины и обжег в печи, сэр. Правила типа: «Трудись с усердием всю жизнь свою», «Не убий», «Будь покорным» и так далее, сэр.

— И все? — удивился Ваймс.

— Так точно, сэр, — ответил Посети.

— Просто религиозные наставления?

— Так точно, сэр.

— А какие есть предположения, с чего бы вдруг это очутилось у отца Трубчека во рту? Бедняга выглядел так, как если бы курил свою последнюю самокрутку.

— Лично у меня никаких предположений, сэр.

— Я бы мог понять, если бы там было написано что-нибудь типа: «Порази врагов своих», — покачал головой Ваймс. — А здесь просто: «Работай упорно и не создавай проблем».

— Кено был весьма либеральным богом, сэр. Заповеди у него были не слишком строгими.

— Похоже, он был довольно-таки приличным богом по сравнению с остальными.

Посети неодобрительно посмотрел на Ваймса.

— Кенотины вымерли после того, как целых пятьсот лет вели на континенте одну из самых жесточайших войн, сэр.

— Ну да, как же я забыл… Чем чаще молнии, тем смиреннее паства, верно? — ухмыльнулся Ваймс.

— Не понял, сэр?

— Да так, ничего. Ну, спасибо, констебль. Я, э, сообщу все капитану Моркоу, и еще раз спасибо, не буду больше задерживать тебя…

Ваймс в отчаянии повысил голос, увидев, как Посети начал вытаскивать из-за пазухи кипу бумаг, но было уже поздно.

— Я принес вам свежий номер журнала «Сторожевая лачуга», сэр, а также ежемесячник «Призыв к битве», в котором есть много статей, которые, я уверен, очень заинтересуют вас, включая статью пастора Суй Носа о необходимости вставать с колен и нести слово народу через почтовые ящики, сэр.

— Э… спасибо.

— Не могу не заметить, сэр, что брошюры и журналы, которые я принес вам на прошлой неделе, лежат на том же месте, где я их оставил, сэр.

— О да, прости. Ну, знаешь, как бывает, в последние дни столько работы навалилось, совсем нет времени…

— Никогда не поздно заняться спасением души, сэр.

— Я все время думаю об этом, констебль. Спасибо.

«Так нечестно, — подумал Ваймс, когда Посети ушел. — В моем городе на месте преступления оставлена записка, — и что мы в ней обнаруживаем? Угрозы? Обещание жестокой расправы? Нет. Последнее послание от человека, раскрывающего имя убийцы? Ничего подобного. Нас попотчевали какой-то религиозной чушью. Но что за польза от улики, если в ней больше загадки, чем в самой загадке?»

Он чиркнул пару слов на переводе Посети и опустил бумагу в ящик с надписью «Входящие».

Слишком поздно Ангва вспомнила, почему именно в это время месяца всегда старалась обходить стороной скотобойный квартал.

Она могла перекидываться из обличья в обличье в любое время по собственному желанию. Люди забывают об этой черте вервольфов. Но помнят другую важную вещь. Полная луна для оборотней играет роль спускового крючка: лунные лучи достигают самого дна памяти, дергают за все рубильники, хочешь ты того или нет. С полнолуния миновала всего пара дней, и от вкусных запахов, испускаемых скотом в загонах и разлитой по бойням кровью, у Ангвы текли слюнки. А ведь она заклятая вегетарианка. Ее организм был натянут как струна после «того самого времени месяца».

Ангва остановилась и уставилась на затемненное здание, высящееся перед ней.

— Думаю, мы обойдем его с задней стороны, — сказала она. — И ты постучишь.

— Я? Да меня даже не заметят.

— Ты покажешь им свой значок и скажешь, что ты из Городской Стражи.

— Я же сказала, меня даже не заметят! Просто посмеются надо мной, и все!

— Рано или поздно тебе придется научиться привлекать к себе внимание. Пошли.

Дверь открыл здоровый детина в окровавленном переднике. И был немало изумлен, когда одна гномья рука схватила его за пояс, вторая гномья рука вытянулась снизу и поднесла к его носу значок Стражи, а гномий голос, доносящийся из области его пупка, громко выкрикнул:

— Мы из Городской Стражи, ясно? О да! И если ты не дашь нам войти, мы пустим твои кишки на сосиски!

— Для начала неплохо, — пробормотала Ангва. Она отодвинула Шельму в сторонку и ослепительно улыбнулась мяснику.

— Господин Крюк? Мы бы хотели поговорить с твоим работником господином Дорфлом.

— С ГОСПОДИНОМ Дорфлом? — выдавил мясник, потрясенный явлением Шельмы до глубины души. — И что такого он натворил?

— Мы просто хотели с ним поговорить. Войти можно?

Господин Крюк глянул на Шельму, нервно вздрагивающую и возбужденно переступающую с ноги на ногу.

— А у меня есть выбор? — спросил он.

— Скажем так, у тебя есть что-то ТИПА выбора, — сказала Ангва.

Она старалась дышать ртом, чтобы не чуять влекущие миазмы, испускаемые кровью. В помещении стоял сосисочный станок. На сосиски шли те части животных, которые никто и ни за что в жизни не стал бы есть, — впрочем, чем меньше задумываешься о том, что ты ешь, тем лучше. Ангву чуть ли не выворачивало от запахов бойни, но какая-то ее часть, прячущаяся глубоко внутри и разбуженная сладостными ароматами, молила, просила этих смешавшихся запахов свинины, говядины, баранины и…