Выждав с минуту, я понял, что так дело не пойдет и наклонился к нему ближе:

— Успокойтесь, Евгений Николаевич. Успокойтесь. Бить вас никто не будет. Пальцем не тронут — я обещаю. Конечно, если вы не станете пытаться бежать или хвататься за оружие. Орать и запугивать тоже не станем. Я ведь вижу, как вы накручиваете себя прямо сейчас. Хватит затягивать пружину. А то так можно и до инфаркта дотянуть — и тогда смерть.

На этот раз он отреагировал хоть как-то — испустил долгий свистящий выдох, передернул плечами и немного выпрямился, хотя по-прежнему напоминал смертельно раненую взъерошенную птицу со свисающей головой. Как-то раз в наш дом в деревне со всего лету ударил молодой голубь. Ударил в стекло окна, напугав нас резким звуком. Я нашел его на завалинке, успев в последний миг спасти от когтей вечно полуголодной кошки — бабушка говорила, что сытым кошкам место в городе, но не на селе. Голубь был внешне цел. Ни одной ранки. Только голову не мог поднять, уронив ее на пеструю грудку. Бабушка глянула и сказала равнодушно — не жилец, отдай кошке. Я не послушался и отнес в безопасное место. Но голубь не выжил — он хоть и сидел, но голову так и не поднял, а следующим утром я нашел его мертвым и отдал кошке. Вот и Евгений Николаевич сейчас выглядел как тот голубь… Его уже будто ничего и не волновало.

— Вам надо успокоиться — повторил я, мягко касаясь его дрожащего плеча — Все что сделано — уже сделано и вряд ли это можно как-то исправить. Постарайтесь отстраниться от происходящего, хорошо? Авария уже случилась, машины столкнулись. Самое время слезть с капота, куда вас выбросило ударом. Слезьте. Осторожно стряхните с себя битое стекло. Затем мысленно отойдите на пару шагов назад и сядьте. Закройте глаза, дышите спокойно. Что сделано — то сделано. Поэтому глупо переживать это снова и снова. Как только чуть придете в себя, выпейте сладкого чая. А я вернусь минут через десять, и мы просто поговорим как человек с человеком.

На этот раз он едва заметно кивнул. Я качнулся чтобы встать, но сделал вид, что только что вспомнил и тихо спросил:

— В убежище точно больше нет никого живого?

— Никого… — прошептал старик, дрожащей рукой нащупывая стакан — Никого…

Кивнув, я прихватил свой чай, бросил упреждающий взгляд на чуть успокоившегося Сергея Блата и шагнул к нашей радиоточке. За пару минут обрисовал радисту то, что ему следует незамедлительно передать в Бункер. Мы, конечно, все проверим, но в целом картина ясна — Бункер Старого Капитана мертв. Возможно его внутренние механизмы еще работают, но без населения это всего лишь закопанная в снег консервная банка. Словам пленника я поверил — он не лгал, когда утверждал, что кроме них в убежище больше никого нет. Я не мню себя экспертом, но в этом случае был уверен, что старик говорил правду. Об этом же говорил и увиденный мной там во входном темном тамбуре абсолютно неожиданный здесь предмет — на следующей двери висел навесной квадратный замок. Безумие… это какое-то безумие…

Закончив передачу, Касьян Кондратович повернулся ко мне, кашлянул и задал довольно неожиданный вопрос:

— С какого капота-то?

— А?

— Ну ты тому вон посоветовал слезть с капота. Говорил ты тихо, но я расслышал вроде правильно.

Я кивнул.

— Так с какого капота-то ты ему слезть советовал? Капот ведь у машин бывает?

— Платье есть такое женское! — вставил Филя — Шибко красивое!

— Машина — улыбнулся я, краем глаза заметив, что к нашему разговору начали прислушиваться все без исключения — Но я ведь образно говорил. И подстроился под современный лад, хотя мудрость старинная. Бабушка моя всегда подругам почти тоже самое говаривала: хватит выть на пожарище. А я от нее перенял и чуть переиначил. Думаю, смысл выражений понятен?

— Нет уж ты поясни — возразил Касьян Кондратович — Про машину и капот.

— Ну… представьте, что вы ехали по дороге и попали в аварию с серьезным столкновением.

— Кто был за рулем?

— Это неважно — хмыкнул я — Суть в шоке от самого происшествия и от его внезапности. Бам! Удар был такой силы, что тебя выбросило из салона на капот машины, где ты и остался лежать, голося во весь голос или захлебываясь беззвучным перепуганным криком. И это более чем нормальная реакция на подобное событие. А вот дальше начинаются варианты. Есть правильный — полежал на капоте пару секунд, поорал с перепугу, выматерился, а затем слез, отбежал в сторону и вернулся к куда более важным делам — проверить как там остальные люди в твоей и чужой машинах, не задело ли кого, не начинается ли пожар и не следует ли заглушить двигатель. Понятно я объясняю?

— Ага. В нашем случае считай то же самое — кивнул Филимон — Я как угодил в крест тюремный, так пару дней завывал. А затем втянулся… начал рычаги дергать, о жизни будущей думать…

— Именно — кивнул я, отмечая, что пленник сделал первый глоток чая, внимательно прислушиваясь к нашему разговору — Ты слез с капота, Филя. Ты занялся неотложными делами.

— А есть и другие варианты?

— Есть — ответил я — Это когда ты продолжаешь лежать на капоте и орать. Пусть уже не физически, но мысленно ты все еще там — в уже закончившейся аварии. Закончившейся для всех, но не для тебя. И в этом случае человеку необходимо сделать над собой усилие, слезть с чертового капота и отойти на пару шагов назад. Человеку необходимо отстраниться.

Что-то пробурчав, успевший снять верхнюю одежду Сергей возразил:

— Это если в обычной аварии! Там все просто. И если выжил — иди в кабак и празднуй. Водка — лучший растворитель печалей и страхов душевных. Но если угодил в крест тюремный — то это не конец, а только начало сорокалетней отсидки ни за что ни про что! Попробуй тут слезть даже не с капота, а с кокпита тюремного креста, в то время как рядом с тобой то и дело уходят в штопор и от выстрелов Столпа разлетаются на куски другие летучие камеры! В нашем случае отходить было некуда, Охотник!

— Не было — согласился я — Но с капота мы слезли и вернулись на верное место.

Сергей прищурился:

— Это куда же?

— Мы вернулись за руль — улыбнулся я — Мы все слезли с капота и вернулись в салон, где снова опустили