– Иду! – сквозь дробный перестук донесся откуда-то из глубины одноэтажного цеха-сарая чуть хриплый голос. – Дай хоть минуту протез-то натянуть.

Действительно, скоро дверь распахнулось, и на покосившееся крылечко, помогая себе тростью, вывалился грузный мужчина лет пятидесяти.

– Чего припер? – поинтересовался он, протягивая левую руку. – Прости, правую у меня гад-фашист украл.

– Это ты будешь, – неуклюже ответив на рукопожатие, водитель сверился с зажатой в руке пачкой бумаги, – Михайло Адамыч?

– Давай свои бумаги. – Мужчина подхватил листки и мельком их просмотрел, ловко помогая себе культей. – Ага, вроде верно все, – добавил он и, обернувшись, закричал в неплотно закрытую дверь: – Тимошка! Поднимай своих дармоедов, надо две тонны гранита перевалить!

– Споренько бы все оформить, – завел привычную песню водитель. – И так час убил, пока вас нашел да пропуск на базу подписывал, а во вторую ходку аж на стройку в Медведково…

– Заедь справа, в тупичке увидишь, куда приткнуться, – не поддался на провокацию Михаил Адамович. – Да задом сразу сдавай, негде там вертаться. Опосля подходи в контору за накладными.

Окончание фразы потонуло в грохоте железнодорожного состава по путям, которые, как оказалось, подходили чуть ли не вплотную к дальнему концу цеха, обрезая и без того куцее пространство пятачка между Ваганьковским кладбищем и одноименным мостом. Впрочем, все было понятно без слов, поэтому начальник лишь махнул рукой в нужную сторону и скрылся за дверью, тяжело переваливаясь на протезе.

Добравшись до своего обшарпанного, но очень удобного кресла, Михаил Адамович привычно пристроил поудобнее ногу, вытряс из красной пачки «приму», неторопливо покатал ее в пальцах, превращая смятое чуть не в лепешку «нечто» в подобие нормальной сигареты. Закурил, крутанув колесо древней, еще окопной зажигалки, и в очередной раз задумался, наблюдая, как неторопливо всплывают к засиженной мухами побелке потолка пряди дыма.

…Длинный и извилистый путь проделал в жизни парень с Подола[87]. Хотя не стоило жаловаться на детство и юность, пришедшуюся на тяжелейшее для страны время. Отец очень неплохо устроился в торговом наркомате при новой власти и смог обеспечить детям не только кусок хлеба, но и сносное образование. А среднего, Мишу, как подающего надежды скульптора, он отправил в саму Москву, поступать в совсем недавно открывшуюся Суриковку[88]. Сын оправдал надежды, без проблем сдал экзамены и на первом же курсе успел окунуться с головой во все радости учебы и самостоятельной жизни в столице.

Громадье планов перечеркнула война. Хоть Москва и не была родным для Миши городом, но он, как и многие друзья и сокурсники, записался в ополчение. Первый же бой за маленькое село под Юхновом стал последним. Бежал, как все, сжимая в руках винтовку с пятью патронами, кричал, потом удар… Как выжил, он не знал и сам, поскольку очнулся лишь в госпитале. Без правой руки, хорошо хоть ампутировали ниже локтя. И без левой ноги. Плохо, что выше колена, но… Вторая-то нога совсем не пострадала, так что жить можно было.

Однако с учебой пришлось распрощаться, тяжело быть безруким скульптором. Да и запил тогда Михаил, крепко запил, потому как в Киеве под бомбежкой погиб отец, в оккупации сгинули мать и младшая сестра. Вдобавок старший брат пропал без вести в ржевской мясорубке. Последнюю рану нанесли в собесе, едва узнав о профессии, моментально отказали даже в третьей[89], «рабочей» группе инвалидности, лишь рассмеялись прямо в лицо: «Пачкать бумагу ты и одной рукой сможешь».

Так бы и опустился молодой ампутант на самое дно жизни, закончив путь в страшном Валаамском интернате[90], но вмешалась женщина. Не та, которая Судьба с большой буквы, а вполне реальная девушка по имени Лиза. Может быть, не слишком красивая, но с московской пропиской, а главное, ума и силы воли у нее хватило на двоих. Михаил не успел оглянуться, как появились согласие, любовь и трое малышей. Даже работа нашлась по близкой специальности – гравировка памятников и несложные кладбищенские барельефы. Не самое интересное дело в мире – тюкать полированный кусок камня, сверяясь с фотографией очередного «безвременно усопшего», но оно принесло в семью немалый достаток. За два десятка лет Михаил Адамович заработал авторитет среди коллег, уважение начальников, отдельную очередь заказчиков и… весьма сомнительную славу изобретателя.

Пяти лет не прошло, как во время очередного обострения выламывающего пальцы артрита, профессиональной и неизбежной болезни гравера, он попытался создать «механического помощника» – специальный станок, который мог бы переносить стандартные изображения типа «помним, скорбим» на камень. Принцип тогда был использован весьма простой: по углублению в заранее подготовленном шаблоне передвигался специальный щуп, связанный системой штанг с долотом, снабженным специальным пневматическим ударником, точь-в-точь как на строительном отбойном молотке, только очень маленьком. Система работала, вот только ее сложность плохо соотносилась с результатом. С одной стороны, получалось заметно быстрее, чем руками, с другой – хватало брака, да еще обслуживание установки требовало немалого времени и заметных денег.

Через пару месяцев станок замер грудой металла в дальнем углу прицеховой территории, однако реальный эффект от его внедрения превзошел самые смелые ожидания. Семен, старший сын, редкий лентяй и раздолбай, не на шутку увлекся конструированием механизмов, подтянул учебу в школе и таки поступил в МЭИ на факультет автоматизации промышленности и транспорта. Более того, доучившись до пятого курса и выйдя на преддипломную практику, он решил не искать легких путей в защите, а сделать что-то реальное, благо редкий выпуск «Техника – молодежи» обходился без рассказа о применении нового советского управляющего контроллера в той или иной отрасли народного хозяйства.

Посоветовался с отцом. Черновая прорисовка гравировального автомата не выявила принципиальных проблем, научный руководитель не только поддержал проект, но и выделил аж двоих студентов-помощников. Даже автор журнальной статьи не подвел, в ответном письме описал все возможные варианты, подсказал, где, как и в какой комплектации лучше приобрести ПК-0010. Благо особым дефицитом они не являлись, и их хоть с грехом пополам, но отгружали с завода всем желающим. С другой стороны, заведующий Ваганьковским бюро похоронных услуг в автоматы и ЭВМ не верил совершенно, но против блажи мастера не возражал, скорее радовался и поощрял безобидное увлечение ведущего специалиста, лишь бы тот держался подальше от растущих день ото дня денежных гешефтов «кладбищенских жуков».