— Я готов подтвердить союзный договор, Калокир, — промолвил Владимир, скрестив руки на груди. — Я хочу, чтобы ты передал василевсам Василию и Константину послание от меня. В нем я изложу, каких именно выгод ожидаю от этого договора.

Расставшись с Калокиром, Владимир мысленно перенесся в ту пору, когда он был еще совсем ребенком и изредка мог видеть в Вышгороде и здесь, в киевском тереме, князя Улеба и его прекрасную светловолосую жену Сфандру. Улеб доводился сводным братом Святославу Игоревичу, он и его супруга придерживались веры в Христа, как и княгиня Ольга, бабка Владимира.

Улеб участвовал во втором походе Святослава в Болгарию вместе со своей дружиной. Сопровождала Улеба на эту войну и Сфандра, которая ревностно следила за тем, чтобы ее сын Регнвальд не был обделен вниманием и милостями Святослава. Регнвальд был со Святославом до конца в отличие от своего отца. Улеб, не желая терпеть голодную осаду в Доростоле, погрузил свою дружину на ладьи и отправился на Русь. Близ устья Дуная на Улебовы суда напали корабли византийцев и сожгли их негасимым греческим огнем. Находившиеся на головной ладье Улеб и Сфандра сгорели заживо.

«Тюра до сих пор плачет, вспоминая о Сфандре, которая заменила ей мать, — подумал Владимир, медленно прохаживаясь по светлице от стены до стены. — Но ведомо ли Тюре о том, что ее горячо любимая тетка изменяла своему супругу с Калокиром?»

В варяжской дружине имелось немало сорвиголов, которых мирная жизнь угнетала, часто толкая их на гнусные и безрассудные поступки. Пьянство среди варягов было повальным. В этом отношении варягам служил дурным примером Стюрбьерн Старки, который почти всегда пребывал под хмельком. По обычаю викингов, морской конунг был обязан превосходить своих воинов храбростью в битве и выпивать одним махом ковш, полный вина или пива. Стюрбьерн Старки мог выпить три ковша подряд с хмельным питьем и не свалиться под стол, чем он очень гордился.

Случилось так, что на застолье в тереме боярина Сфирна находившиеся среди гостей варяги спьяну затеяли драку, избив хозяина дома и многих его слуг. Распоясавшиеся варяги вошли в такой раж, что надругались над женой Сфирна и над его недавно овдовевшей сестрой. Сфирн незамедлительно устремился к князю Владимиру, прося его сурово наказать злодеев. Вместе со Сфирном на княжеский двор привалила толпа киевских вельмож, его друзей и родственников. Сфирн был в Киеве далеко не последним человеком.

Выслушав жалобы Сфирна и его сыновей, Владимир слегка растерялся. Оказалось, что главным виновником этого безобразия был ярл Торд Хриповатый, под началом у которого находилось две сотни викингов из племени гаутов. Все воины-гауты были отъявленными головорезами, полной власти над ними не было даже у Стюрбьерна Старки. За все время пребывания гаутов в Киеве ими было изнасиловано немало жен и дев в ремесленных околотках. Владимир и Добрыня закрывали на это глаза, поскольку простолюдины не осмеливались жаловаться на грозных викингов, страшась мести с их стороны.

Однако на этот раз Торд Хриповатый и его головорезы явно перегнули палку. Избиение Сфирна и тяжкое унижение его жены и сестры замолчать было никак нельзя. Насильников надлежало судить княжеским судом, следуя древнему славянскому обычаю. Владимир понимал, что ему не взять голыми руками Торда Хриповатого и его воинов-гаутов, придется применить силу. Но тогда без кровопролития не обойтись. А если за воинов-гаутов вступится вся варяжская дружина, то неизвестно, чем все это может закончиться.

Владимир обратился за советом к Добрыне.

— Рано или поздно такое зло должно было случиться, племяш, — сказал Добрыня. — Необузданность варягов давно стоит поперек горла у имовитых киевлян. Тебе придется осудить Торда и его людей на изгнание из Киева, да еще взять с них пеню за насилие над знатными женами.

От Калокира Добрыня узнал, что ромеи собираются воевать с болгарами, поэтому он предложил послу, чтобы тот убедил Торда и его дружину вступить в ромейское войско. Добрыня также встретился со Стюрбьерном Старки, уговорив его не вступаться за насильника Торда и его смутьянов. Стюрбьерн Старки не меньше Добрыни хотел избавиться от воинов-гаутов, которые при дележе добычи неизменно требовали себе лучшую часть. Он не произнес ни слова в защиту Торда.

Калокиру не составило труда сговорить Торда и его дружинников отправиться вместе с ним в Царьград. Добрыня предоставил Торду и его людям пять больших насадов для путешествия вниз по Днепру и дальше — по теплому Греческому морю.

Торд, негодуя на Стюрбьерна Старки за бездействие на суде, сманил с собой еще около пятидесяти человек из его дружины.

Едва князь Владимир распрощался с Калокиром, как в Киеве объявился воевода Блуд со своей дружиной и слугами. Вместе с Блудом в Киев приехали несколько семей торговцев-иудеев, спасаясь от разгневанного Мешко. Как выяснилось, войску Мешко удалось ворваться в Познань, понеся большие потери. Дружина князя Собеслава, проявив чудеса мужества, пробилась из Познани в близлежащие леса и ушла в Чехию. Таким образом, Собеславу удалось спастись самому и спасти свою семью.

Мешко в гневе разорил дворец Собеслава и обложил жителей Познани огромной данью. Особенно тяжело пришлось живущим в Познани иудеям, которых Мешко ограбил дочиста в отместку за то, что иудеи-ростовщики ссужали князя Собеслава деньгами на ведение войны с ним. Не выдержав такого гнета, иудеи спешно уходили из Познани кто в Чехию, кто в Германию, кто на Русь.

Киевские бояре и купцы встретили беженцев-иудеев с нескрываемым недовольством, ибо знали хваткость людей из этого племени в любом деле. Иудеи, как птенцы кукушки, начиная с малого, постепенно подминают под себя всех конкурентов хоть в торговле, хоть в ремесле.

— Отец твой в свое время изгнал из Киева иудеев вместе с хазарами, — молвили Владимиру бояре и купцы. — Вот и ты ступай по стопам своего отца, княже. Гони отсюда иудеев в шею! Ограбил их князь Мешко и правильно сделал!

Однако Владимир разрешил беженцам-иудеям поселиться в Киеве. Им двигало желание хоть в чем-то досадить Мешко, который за глаза отзывается о нем бранными словами и в душе желает ему смерти.

Блуд в присутствии Владимира поносил Мешко почем зря, но в кругу преданных друзей и слуг он не отзывался с неприязнью о польском князе. Наоборот, Блуд всячески подчеркивал, что Мешко является его другом.

* * *

Славянское племя вятичей издавна проживало в лесах по берегам Оки и ее притокам. В пору могущества Хазарского каганата вятичи платили дань хазарам. Сын княгини Ольги, Святослав, разгромивший державу хазар, принудил вятичей платить дань Киеву. После смерти Святослава вятичи наряду с другими славянскими племенами отказались признавать над собой власть Киева. Ярополк, увязший в распрях со своими братьями, и не помышлял о том, чтобы привести к покорности племена, вышедшие из-под его власти.

Утвердившийся на отцовском троне Владимир первым делом привел к покорности племена, живущие к северу и к западу от Киева, отнял у поляков Волынь. После этого Владимир двинулся с войском к верховьям Оки, дабы заставить вятичей опять приносить дань Киеву. Через земли вятичей пролегал речной торговый путь к Волге и Дону, эта торговая артерия связывала Киев и Чернигов с Волжской Булгарией, а также с богатыми государствами Кавказа и Прикаспия. У вятичей не было единства и центральной власти, у них постоянно происходили внутриплеменные склоки из-за земельных угодий. Это мешало торговле, поскольку вятичи частенько грабили караваны купеческих судов. В свое время Святослав Игоревич положил этому конец, теперь примеру своего отца решил последовать и князь Владимир.