но наш радист тщетно вызывал ее по радио, передавая позывные на условленной волне. Группа М. словно растворилась в необъятных просторах России.

Четвертая группа под командованием фельдфебеля Р. была задействована через день. В первые несколько суток она регулярно выходила на связь, доложив, что их приземление прошло удачно. Все члены группы держались вместе, однако двигаться в заданном направлении не могли, поскольку приходилось избегать русских патрулей. По дороге им встретились русские дезертиры, которые приняли их за своих. Судя по донесениям, население Белоруссии относилось к членам группы дружелюбно.

Все вроде бы шло хорошо, но на четвертый день связь с ней оборвалась, и нам так и не удалось передать фельдфебелю Р. координаты нахождения группы под командованием оберфенриха Ш. И вновь началось мучительное ожидание новостей. О ходе развития операции мне каждый день докладывал начальник штаба истребительных частей СС Адриан фон Фелькерзам, который принимал самое деятельное участие в разработке плана операции и был очень заинтересован в получении информации о судьбе своих земляков — прибалтийских немцев, задействованных в ней. И каждый раз я слышал одно и то же: «От первой, третьей и четвертой групп — никаких новостей».

Только через три недели нам позвонили из штаба корпуса, части которого действовали в районе бывшей литовской границы, и сообщили, что четвертая группа вернулась без потерь. Ее командир фельдфебель Р. рассказал много полезного, что весьма заинтересовало различные военные инстанции. Ведь он был одним из немногих немцев, которым удалось собственными глазами понаблюдать за происходящим в тылу русских войск.

Он поведал о том, насколько серьезными оказались намерения русского командования о ведении войны до победного конца. Для возведения оборонительных сооружений в интересах Красной армии оно привлекало не только женщин, но и детей. Фельдфебель Р. доложил также, что при нехватке транспортных средств местное население буквально на руках катило бочки с горючим к линии фронта. Снаряды же на артиллерийские позиции передавались людьми из рук в руки по цепочкам, растянувшимся на многие километры. Нам действительно можно было у русских многому научиться!

Фельдфебель Р. набрался смелости и под видом русского лейтенанта зашел в офицерскую столовую, где его накормили обедом. Наверное, кто-нибудь удивится, что я употребил понятие «офицерская столовая» применительно к русским. В этой связи следует сказать, что в ходе войны они постепенно во многом возвращались к старым традициям, как, например, к широким офицерским погонам, которые были характерны для старой царской армии.

Благодаря прекрасному знанию языка фельдфебель Р. не вызвал у русских подозрений, а через несколько дней смог со своей группой перейти линию фронта и вернуться. Стоит ли говорить, что в дальнейшем он являлся одним из самых усердных помощников в вопросах снабжения группировки Шерхорна всем необходимым.

Между тем от окруженных поступили наиболее срочные пожелания. Прежде всего они просили прислать им врача и медикаменты. Первый доктор, спрыгнувший ночью с парашютом в месте, обозначенном слабыми световыми сигналами, при приземлении сломал себе обе ноги и, согласно полученному по радио сообщению, вскоре умер. Окруженные слезно запросили прислать им другого врача. Затем следовало наладить сброс с самолетов продуктов питания и боеприпасов для стрелкового оружия. Ведь вследствие перенесенных солдатами группировки Шерхорна лишений состояние их здоровья оказалось настолько слабым, что ни о каких передвижениях не могло быть и речи.

Вопросы обеспечения снабжения были возложены на 200-ю бомбардировочную эскадру люфтваффе, самолеты которой совершали соответствующие полеты с промежутками в одну или две ночи. Однако по радио мы получали сообщения о том, что большая часть груза сбрасывалась неточно и поэтому окруженные не могли им воспользоваться. Приходилось эти полеты повторять.

Со специалистами 200-й бомбардировочной эскадры мы разработали соответствующий план спасения окруженной группировки Шерхорна, который предусматривал сооружение временной взлетно-посадочной полосы в районе тогдашнего расположения ее лагеря. С помощью самолетов планировалось вывезти в первую очередь больных и раненых, а затем постепенно и весь остальной личный состав. Время спасательной операции было определено на темные ночи конца октября.

Для руководства работами по возведению временной взлетно-посадочной полосы на парашюте к Шерхорну был сброшен соответствующий специалист. Однако эти работы русские вскоре обнаружили и стали наносить по данному месту авиационные удары. В результате строительство стало невозможным, и нам пришлось разрабатывать другой план, который, в свою очередь, одобрил и Шерхорн.

Согласно новому плану группировке Шерхорна предстояло выдвинуться примерно на двести пятьдесят километров в северном направлении в озерный край, располагавшийся на бывшей русско-литовской границе в районе города Динабург. По опыту эти озера в начале декабря должны были замерзнуть, тогда их ледовая поверхность могла послужить в качестве взлетно-посадочной полосы.[2]

Для того чтобы облегчить совершение марша по неприятельским тылам, Шерхорн разбил свою группировку на две группы. Южную должен был вести сам Шерхорн, а передовую группу северной — возглавить наш оберфенрих Ш. Однако для осуществления марша группировку следовало снабдить теплым обмундированием и многими необходимыми мелочами. Учитывая численность группировки в две тысячи человек, их оказалось не так уж и мало. Кроме того, для обеспечения непрерывной связи на марше между растянувшимися колоннами к Шерхорну сбросили на парашютах девять радиостанций с обслуживающим персоналом из числа русских добровольцев. Особенно меня порадовало то обстоятельство, что мы могли поздравить оберфенриха Ш. с присвоением ему воинского звания лейтенант и награждением его Рыцарским крестом Железного креста. Соответствующие документы и сама награда были ему сброшены на парашюте. Мое поздравительное сообщение, отправленное по радио, на той стороне подтвердили с большой радостью.

В ноябре 1944 года группировка Шерхорна двумя колоннами выдвинулась на марш, причем больных и раненых везли на телегах. Марш проходил не так быстро, как мы планировали, и в сутки им удавалось пройти не более восьми-двенадцати километров. Несколько раз пришлось на целый день даже делать остановку на отдых, так что средний темп продвижения за неделю составлял от тридцати до сорока километров. По радио мы периодически получали сообщения о стычках с русскими патрулями и о новых убитых и раненых. Все среди нас, кто знал Россию не понаслышке, иллюзий не питали, хорошо понимая, что шансы на возвращение группировки Шерхорна на родину были ничтожно малы.

Полеты наших самолетов, занимавшихся снабжением группировки Шерхорна, становились все короче, однако поиск подходящих мест для приемки сбрасываемого на парашютах груза — все труднее. Для этого по радио сообщались уточненные точки по координатной сетке и опознавательные световые сигналы на земле, которые подавались в строго назначенное время. Хотелось бы знать, какая часть сбрасываемого нами груза попадала в руки прекрасно работавших русских органов безопасности?

Но не только это являлось предметом наших забот.