Я сглатываю и в тот же миг буквально оседаю, оплываю свечой, таю, проваливаюсь в его руки. Он сейчас словно гарант всего земного, что может быть на целом свете.

Бэд подхватывает меня под рукой и коленями, резко вскидывает в воздух, и я взмываю ввысь, к лазоревому небу. От прикосновения с его прохладной после воды кожей в крови начинает пульсировать жидкое золото, а перед зажмуренными глазами встают радужные круги.

Все это слишком, слишком горячо, остро, внезапно и вместе с тем очень продуманно и вовремя.

Я отпускаю себя на волю и обхватываю его плечи руками, удерживаясь за шею. Бэд в мгновение ока пересекает пляж и минует лестницу. Миг – и он уже опускает меня на кровать.

Прохладные простыни обжигают разгоряченную кожу на спине…а спереди…

Внимание этого невероятного мужчины завораживает. Он просто сжигает меня своими черными глазами, путешествующими по каждому выступу тела, оглаживает, поджигает и обещает все, что только может обещать. Фитиль подожжен, скоро рванет фейерверк.

Бэд ничего не говорит, но между нами ведется немой диалог. Он опускается на кровать одним коленом, прогибая матрас своим огромным телом и не разрешает мне отстраниться, свести ноги вместе.

Мужчина резко дергает мою ногу на себя, опускается ниже, как сегодня утром, буквально несколько часов назад, но сейчас смотрит уверенно прямо в глаза. И я киваю.

Он издает какой-то звук, больше похожий на рычание, и снова начинает выцеловывать внутреннюю сторону бедра, касается щиколотки, целует прямо в сердцевину ступни, и меня захлестывает от накативших эмоций.

Бэд не ждет, поняв, что мое сознание дезориентировано, он действует уверенно и страстно, властно распределяя свои ласки теперь уже по всему телу.

Оставив меня на самой кромке возле погружения в космос, он вдруг отстраняется и перемещает свое тело на руках, нависнув прямо надо мной.

— Джинджеррр, — мурчит он мне прямо в ухо, при этом оттягивает зубами мочку, от чего прямо к промежности скользит электрический ток. — Какая же ты невыносимо сладкая…

Я вижу, как напряжены руки по обеим сторонам от моего лица. Мышцы играют под кожей, вены кажутся огромными ручьями на большой земле.

Он нагибается ниже, касается своим лбом моего и тут же набрасывается с поцелуем. Кажется, что вулкан, который все время хотел разорваться, затопив все вокруг лавой, наконец, решился.

Меня почти обжигает его страстью, властью, контролем и безудержным влечением. Я не то, что отвечаю ему со всей своей душой, пылом и старательностью, - я просто плыву по течению в его бурной реке.

Бэд сжимает в своих руках мою грудь, тянет за ее вершинки, и видно, что он забывается от страсти, потому что теперь в его действиях нет ничего нежного. Все подчинено теперь только ему – только его удовольствию, и это вдохновляет сильнее.

Я льну к нему, обхватываю его руками, запускаю пальцы в волосы, притягивая ближе.

Бэд резко разводит мои ноги, и я обхватываю его торс своими ногами, пятками уперевшись в задницу, немного надавив, будто бы приглашая к себе.

— Ухмммм, — что-то невнятно произносит он, и смачно облизывает свою ладонь, потом быстро проводит по всей длине своего члена, покрывая естественной смазкой, и направляет его в меня.

От накатившего ужаса я закрываюсь, сжимаюсь.

— Тссс, тише, тише, тише, моя сладкая, — шепчет медленно и внятно Бэд, целуя горло, щеки, виски, по которым начинает стекать неконтролируемая влага от боли, а руками лаская все, до чего может дотянуться – бедра, руки, грудь, зад.

Кажется, что мужчина находится везде – сверху, снизу, спереди, сзади, и его контроль, его забота, терпкий аромат и аккуратные движения сводят с ума.

— Сейчас, сейчас, — говорит он и входит все глубже и глубже, а я же закусываю губу, чтобы не завыть от боли. Но отстраниться уже нельзя – как нельзя скинуть с себя многотонный дом. Да и Бэд не дает задуматься об этом, он снова ласкает, целует, обнимает, и вдруг я вижу, как глаза его сверкают желтым светом.

Из глубины его обычной черноты на меня смотрит звериное золото с вертикальным зрачком, я сглатываю, но видение не проходит. Бэд смотрит прямо на меня, двигается во мне, а я изумлена настолько сильно, что даже не могу сказать – больно ли мне сейчас или нет.

Мужчина закусывает губу, будто борется с собой, и я вижу мелкую точку крови, что стекает к подбородку, и понимаю, что ему нужно больше, чем я прямо сейчас могу ему дать.

И вдруг меня озаряет каким-то светом, уверенностью в том, что я могу сделать: я снова внимательно смотрю на него, в глубину его глаз, будто хочу познакомиться со всеми демонами и зверьми, что обитают на дне его души, и киваю. Киваю уверенно и приглашающе.

Бэд закатывает глаза, будто бы недоволен моим решением, но в противовес глаза его радостно вспыхивают.

Он открывает рот, и я вижу большие клыки.

Мужчина рычит и вдруг вонзает зубы мне в шею.

И я тону…

О, Луна… этот вкус ее крови… он невероятен. Это будто снег и зной, вода и пламя. Мое нёбо обжигает от ее ванильного привкуса, и я не могу удержаться, чтобы не расплыться в торжествующей улыбке.

Невероятно.

Неописуемо.

Волшебно.

Мой член зудит от напряжения, бедра дрожат – так хочется пуститься в привычный и резкий, быстрый танец, но с ней, девушкой, для которой все это впервые, нужно делать все аккуратно и точно.

Но как она поняла, как увидела, что мне хочется? Что мне нужно попробовать ее крови именно в этот момент, когда член уже орошен ее каплями?

А полностью обнимаю ее своими руками, пытаясь накрыть голову, укрыть от всего мира, и в то же время впечатать в себя, поставить клеймо везде, на каждом участке ее тела.

— Бэд, Бээд, — стонет она. — Еще, еще…пожалуйста…

И это действует на меня спусковым механизмом, я выпускаю своего зверя наружу. Он уже доволен и сыт – мелкие капельки крови блестят на клыках, которые убираются обратно в челюсть, и потому я с огромным удовольствием внемлю мольбе Джинджер.

Прислушиваюсь к себе, к ней, и понимаю, что не могу причинить ей ни малейшего вреда. Только если своим промедлением.

И тут же ускоряюсь, вбиваясь в ее тело от всей души, на всю длину. Слышу, как отзывается влага между нами, как вибрирует тело Джинджер под моими руками, в предвкушении, и выплескиваюсь своим удовольствием на полную мощность.

И только после того, как понимаю, что она затихает, переворачиваюсь на бок, тяну ее к себе, укрываю одеялом и не даю сделать даже шага по направлению к ванной.

Теперь и навсегда она – моя. Полностью и бесповоротно, до конца моих и ее дней.

Джинджер охает, когда дотрагивается до маленькой отметины на шее.