Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да ну, это другое.
– Все то же самое.
И все-таки он не соглашался.
Когда рисуешь, открывается другой мир, словно с него сдергивают покрывало – медленно, не спеша. Вот открылась часть, рука или глаз, или дерево, или цветок. Вот потихоньку проясняется другая часть, и все это происходит как-то… само собой. Он, Родион, тут ни при чем. Он просто фиксирует, обозначает этот открывающийся мир. И в нем может быть все что угодно!.. Мать, лето, добрая собака, другая галактика, ручей, задумчивая старуха на скамейке возле провалившихся мостков, Саша Шумакова в космическом скафандре!
Мир, который открывался в рисунках, ничем не был ограничен, разве что бумажным листом, но у Родиона нынче было много бумаги, и он мог сколько угодно сочинять новый мир.
…Разве это похоже на… скучные слова, которые нужно просто ставить в определенном порядке?..
– Словами, – сказала мачеха, которая откуда-то все знала и понимала, – можно описать все, что угодно. Море, горы. Рассвет, закат. Дождь. Любовь. Музыку. Самое трудное – правильно их подбирать.
– Рисовать все равно интересней.
– Короче говоря, мне нужно съездить в «Капитанскую бухту» к человеку по имени Фабиан.
– Как?!
– Представляешь? – спросила Тонечка. – Мамаша ему удружила! Вот был бы ты не Родион, а… Сосипатр!
– Кто-о?!
– А что, есть такое имя, – не моргнув глазом продолжала Тонечка. – Или Псой! Если б ты читал хоть что-то из литературы, ты бы знал.
– Я читаю, – сказал Родион упрямо.
– Ерунду всякую ты читаешь.
– Я интересное читаю, – объяснил мальчишка. – А неинтересное мне не нравится!
– Засыпаешь? – уточнила мачеха ироническим тоном. – На первой же странице?
…В раздражении она пребывала с самого утра, вернее, с того момента, когда стало ясно, что придется тащиться в эту самую «Капитанскую бухту» и поехать она может только с Сашей Шумаковой. Коля, которому она все же позвонила, был «на сутках», предлагал поехать на завтра или «подмениться», но Тонечка отказалась решительно.
С Сашей было бы отлично, но она явно чего-то недоговаривала, концы с концами не сходились, и это было ужасно, потому что Тонечке Саша нравилась!..
Она должна, нет, просто обязана быть «хорошей девочкой».
В детстве мама Марина Тимофеевна часто говорила: «Это хорошая девочка, ты можешь с ней дружить».
Тонечка чувствовала, что может «дружить» с Сашей, но для этого нужно, чтобы она была «хорошей»!
«Какая ты фантазерка, Тоня!» – вступил муж в воображаемую беседу.
…Жаль, что его нет рядом, он бы моментально все про соседку понял и рассказал Тонечке.
«Ты склонна увлекаться людьми, – это опять мама. – Ты начинаешь их любить, они садятся тебе на шею, а ты потом не знаешь, как от них отвязаться! Зачем тебе лишние люди?»
– Поеду с Сашей, – наперекор собственным мыслям объявила Тонечка. – Если у нее, конечно, не запланированы совещания!
– Тонь, я тогда порисую немножко, ладно? Вон там, за забором, где купола видно!
Тонечка выглянула в окно, чтоб оценить, как далеко от дома место, где «видно купола».
– Рисуй, – разрешила она. – Только ни с кем на улице за руку не здоровайся, это опасно.
– Ага.
– Не ага, а так и есть!.. И как только стемнеет, сразу домой.
Родион немного скис:
– А ты что, до темноты не приедешь?
Он не любил оставаться один, боялся, сам не до конца понимая, чего именно.
– Разумеется, приеду, – сказала мачеха очень уверенно. – На самом деле я еще никуда и не уехала!
И отправилась на соседний участок.
Сирень, почти закрывавшая проем калитки, под вчерашним и сегодняшним солнцем ожила, задышала, и похоже было, что треугольные высоконькие голубые и фиолетовые факелы вот-вот запылают – весна!.. Скоро нужно будет косить траву. На Сашином участке так и вовсе пора!..
Тонечка выбралась на дорожку, прошла было мимо колодезного сруба, помедлила и заставила себя свернуть на лужайку.
Вот тут сидела мертвая Лидия Ивановна, тяжелые руки лежали по обе стороны от тела в траве. Тонечка вздохнула и отвернулась.
Обошла сруб и заглянула в колодец. Он был декоративным, внутри никакой воды. Сложенные бревна, двускатная крыша и ворот. Подобные садовые украшения были в моде лет пятнадцать назад, Тонечка прекрасно помнила, как такими штуками торговали на повороте на Немчиновку. Там еще были статуи из искусственного гипса, искусственные телеги, искусственные лошади и коровы, искусственные собаки и искусственные ослы.
Должно быть, хозяевам участка нравился их искусственный колодец!
Только вот кто они, эти самые хозяева? Саша Шумакова и ее муж? Сашины родители? Родители мужа?..
Рядом с колодцем было устроено нечто вроде альпийской горки, давно заброшенной. На холмике живописно навалены серые валуны, между ними торчала высокая трава и пролезали одуванчики.
Тонечка наклонилась и потрогала ближний валун – он не пошевелился, как видно, лежал здесь давно и врос в холмик.
Под серым камнем она разглядела какую-то штуку вроде небольшой квадратной железки. Тонечка потянула, поковыряла, вырвала пук одуванчиков и высвободила железяку.
И осмотрела со всех сторон.
Штука была присыпана песком, потемневшая, но не ржавая.
…Что это может быть?
И тут вдруг Тонечка догадалась!
Она обтерла предмет о собственные штаны, сдула с него песок и подцепила крышку.
Штучка оказалась пудреницей с зеркальцем и отделением для пуховки.
«Пуховка» – так называла Тонечкина бабушка. А в современном мире этот предмет называется диким словом «спонж».
Тонечка осмотрела находку и место, откуда она ее вытащила.
Ясно, что пудреница тут давно, не день и даже не неделю!.. Возможно, с прошлого года, а может, и с позапрошлого.
Кто мог ее обронить? Саша? Какие-нибудь гостьи?
Тонечка еще раз осмотрела пудреницу со всех сторон. Она была тяжеленькая, с узором и какими-то камушками на крышке, явно сделанная на заказ. Кажется, серебряная, потому и не заржавела. Или даже золотая!..
..Золотая женская безделушка в траве на улице Заречной в Дождеве?..
Как странно.
– Тоня! – позвала с крыльца Саша Шумакова. Тонечка вздрогнула и воровским движением сунула находку в карман «позорного волка». – Что ты там делаешь?
– Смотрю, – призналась Тонечка. – Я думала, колодец настоящий!
Саша сбежала с крыльца, на ходу натягивая куртку.