– Точно! – воскликнула Тонечка. – Вот видишь, как много всего!

– Чего много?

– Сокровищ вокруг нас, – выпалила Тонечка и посмотрела на Сашу очень близко. – Или легенд о них. У Лидии Ивановны были какие-то сокровища, по крайней мере, так думает ее племянница. У отца Иллариона в храме они на самом деле есть, и он даже просил вдову бандита избавить храм от бремени их охраны.

– Подожди, подожди, – Саша поднялась с поваленного дерева и стала ходить по траве туда-сюда. – Ты хочешь сказать, что в Дождеве действует шайка? Которая охотится за сокровищами?

Тонечка торжественно кивнула:

– Вот именно.

Саша остановилась, посмотрела на нее и засмеялась. Нагнулась, сорвала желто-фиолетовый цветок и преподнесла сценаристке.

– Тоня, – с чувством сказала она, – ты точно должна писать романы. Первая премия за интригу!

Тонечка обиделась.

– Хорошо, тогда как ты объяснишь то, что происходит?

Саша вздохнула, приблизилась и положила ей руку на плечо, словно утешая:

– Тонечка, так ведь ничего и не происходит. Лидия Ивановна… просто умерла. Занемогла, отправилась за помощью, но не дошла. В храм забрались какие-то местные гопники, чтоб стянуть деньги из кассы. Мы им помешали, они нас растолкали и убежали.

– А шторы? – воинственно спросила Тонечка. – А камея?

– Шторы? – переспросила Саша. – Ах, шторы! Ну, Лидия Ивановна их сама задернула, потому что плохо себя чувствовала и не желала, чтоб с улицы было видно, как она лежит на диване. А камея потерялась.

Должно быть, это было единственно верным объяснением, и уж точно оно было гораздо разумней Тонечкиных фантазий и нелепых подозрений…

Но она чувствовала – словно ей об этом сказала сама старая княгиня! – что все не так просто. Что-то стоит за событиями, которые стали происходить в Дождеве в последнее время.

…И еще произойдут!

Они сидели на бревне довольно долго, а потом терпеть стало невозможно. Вокруг вились тучи комаров – лесных, привязчивых, – и не спасали никакие веточки, которыми Саша с Тонечкой пытались от них отмахиваться.

– Что же это за безобразие такое? – говорила Саша, во все стороны размахивая руками. – Что за свинство? Когда мы отсюда выберемся?

– Нужно в дом идти, выхода нет. Нас тут загрызут насмерть.

Спотыкаясь и путаясь в траве, они добрались до сторожки, зашли и закрыли за собой дверь.

Тонечка сразу же стала с остервенением чесаться.

– Прекрати, – велела Саша.

– У меня четвертая группа крови, – пропыхтела Тонечка. – Меня жрут так, как никого не жрут. И потом я чешусь неделями!

– Значит, тебе нельзя расчесывать укусы!

– Я не могу-у-у! – провыла Тонечка.

– Вот наказанье, – выговорила Саша с досадой. – Зачем мы тогда на улице сидели, нужно было здесь сидеть!

Она зажгла свет в крохотном подобии кухоньки и стала шарить на полках.

Тонечка чесалась и рычала.

Саша нашла соду и какую-то тряпицу, налила в чашку воды, приказала Тонечке стоять смирно и стала мазать укусы.

– Слушай, ну, это катастрофа, – сказала она в конце концов. – На тебе живого места нет! Когда они успели так тебя искусать? Мы же все время вместе были!

Тонечка приподняла с шеи кудряшки, чтобы Саша помазала и шею тоже.

Сода, конечно, не помогала, но возня немного отвлекала от чесотки.

– Я же тебе говорю! У меня всегда так!

– Значит, тебе нужно ходить в скафандре.

– Родион изобразил тебя в скафандре на космической станции, – ни с того ни с сего вспомнила Тонечка. – Ты его попроси, он тебе покажет.

– Хороший мальчишка, – сказала Саша от души. – Ты правильного парня вырастила.

– Я его не растила, – возразила Тонечка. – Он достался мне готовым.

– Что это значит?

– Он рос в детдоме до последнего времени, – объяснила Тонечка. – А потом Саша, мой муж, его нашел, и мы его забрали. Он Сашин сын. А у меня дочь Настя. И еще… Даня. Он не сын, но как бы тоже сын. В общем, это долго рассказывать. Они сейчас в Москве с моими родителями. То есть с мамой и ее мужем. Ее муж как раз папа Дани.

Саша даже рот приоткрыла от изумления:

– То есть ты хочешь сказать, что Родион…

– Ну да, – нетерпеливо выговорила Тонечка и вновь принялась чесаться. – Я ему не мать, а ехидна. Помнишь старый фильм «Евдокия»? Там одна дура ребенка подкинула и написала записку: я, мол, ему не мать, а ехидна!..

– Подожди, – остановила ее болтовню Саша. – Как это возможно? Он относится к тебе абсолютно как к матери, и ты к нему как к собственному ребенку! Да он на тебя даже похож! И нос, и волосы кудрявые…

– Саш, помажь еще, а? Терпения никакого нет!

– Нужно антигистамин принять, больше ничего не поможет. У тебя есть с собой?

– У меня всегда с собой, но рюкзак в машине.

– Господи, – простонала Саша. – У нас же машина там, под забором!.. Все двери настежь!.. Я его убью, этого придурка, честное слово! Как только явится!

Но время шло, а придурок не являлся.

Над лесом взошла луна, им было видно ее в окошко. Налетел ветер, березы шелестели тревожно.

Очень хотелось есть, спать и домой. Было страшно и обидно, что они так попались – как две дуры! Но они бодрились, в основном чтобы не пугать друг друга и чтобы паника не навалилась внезапно.

Лишь ближе к полуночи вдалеке затарахтело, и звук стал постепенно приближаться.

– Ты слышишь? – спросила Тонечка.

Саша раздула тонкие ноздри:

– Еще бы!

Она вся подобралась, как напружинилась, глаза потемнели, и скулы заострились.

– Тебе бы еще уши с кисточками, – сказала Тонечка. – И вот как есть рысь!..

Ей было страшно, и она знала, что в этом случае обязательно нужно шутить.

– Сиди здесь и не выходи, – приказала Саша. – Я сама с ним поговорю!

– Действительно! – вскричала Тонечка. – А если он сумасшедший маньяк?! И если он не один?!

Мотор стрекотал уже совсем под окнами и неожиданно смолк.

Стало очень тихо.

Саша с силой вздохнула и выбежала из сторожки. Тонечка бросилась за ней.

Под желтым светом мощного фонаря давешний мужик в камуфляже откинул с заднего сиденья чехол и принялся что-то выгружать, тянуть какие-то палки.

Он был один.

– Вы что, с ума сошли? – громко и гневно спросила Саша Шумакова. – Зачем вы нас заперли?

Мужик помедлил, оглянулся и сказал с неудовольствием: