поднести полиции раскрытое дело на блюдечке, иначе начнется канитель – не приведи Господь!». А еще он сказал, что, если я уложусь в этот срок, семья Горалик отблагодарит меня по-царски: заплатит двести рублей».

Я пошел смотреть на место убийства – так всегда делают сыщики. Слава Б-гу, там никто ничего не трогал и даже близко не подходил – очень уж все перепугались. Картина и вправду была ужасная. Не стану ее сейчас вам описывать, чтобы потом не повторяться – вы и сами не захотите этакую пакость слушать второй раз.

Ясно было только одно: что ничего не ясно.

Порасспрашивал я Ханана о том, о сём, и говорю:

- Дело это такое, что сам черт себе рога сломает. А времени у меня только один день. Мало.

Он мне:

- Почему один? Два! Сегодня и завтра!

Я на него укоризненно посмотрел:

- Стефанович, вы, может быть, не еврей? Вот и фамилия у вас подозрительная. А я, знаете ли, еврей и чту субботу. Какое в субботу расследование? Тяжелого не поднимешь, бумаги покойника не разберешь, свет не зажжешь, не говоря уж о том, что следствие – это работа. Мозгами, допустим, я шевелить могу, Тора не воспрещает, но если понадобится использовать руки – это уже будет запрещенная млáха.

Стефанович заохал, запричитал, что я его без ножа режу, как будто Тору писал я. Потом просит: «Придумайте что-нибудь, ребе, вы же самый умный человек в Брест-Литовске!».

Ну и я, конечно, придумал. Как было после таких слов не придумать?

Вот как получилось, что утром субботнего дня я оказался в самой лучшей городской гостинице "Европейская". Там два каменных этажа, вывеска с золотыми буквами, зеркальные окна и номера с ватер-клозетами. Зимний дворец, а не гостиница!

Портье там реб Зуся Хемницер, которого некоторые тоже называют самым умным евреем Брест-Литовска. Я не спорю. Пускай. Умные люди друг с дружкой умом не меряются.

Зусю уважают даже гои. Хозяин «Европейской» разрешает Зусе по субботам ничего не делать, а просто сидеть на стуле, читать книгу и посматривать вокруг. От Зуси Хемницера, даже если он просто посматривает вокруг, больше пользы, чем от десяти обычных портье. Потому что Зуся знаток человеческих душ. Если он, не отрываясь от благочестивой книги, слегка поднимает левую бровь, это значит, что клиент опасный человек – буян или пьяница или какой-нибудь марвихер или вообще террорист и что давать ему номер не нужно. А если Зуся поднимает правую бровь, то надо дать клиенту самый лучший номер со скидкой, потому что он человек непростой.

 Кроме того что Зуся портье, он еще шáдхен – сват, помогающий евреям соединиться в браке. Ни в одном другом городе нет столько счастливых семей, сколько у нас в Брест-Литовске – и всё благодаря Зусе Хемницеру. Он знает, какой ключик вставлять в какую скважину, чтобы замок не скрипел и не ломался.

Вот каков реб Зуся. Сейчас вы поймете, зачем я к нему пришел.

Первую часть нашего разговора, когда мы поговорили о здоровье и о том, какие нынче тяжелые времена, а также те пару минут, когда мы для солидности помолчали, потому что умные люди не балаболят, я пропускаю.

Говорили мы на русском. Хозяин «Европейской» мосье Шапиро не разрешает служащим болтать на идише. «У меня гостиница «Европейская», а не шалман тети Песи из Хацапетовки», -  говорит мосье Шапиро. 

Помолчав сколько положено, Зуся меня спрашивает:

- Ну и зачем вы пришли ко мне утром в субботу, имея такой озабоченный вид? Вряд ли вам срочно понадобилась невеста, учитывая, что ваша супруга Циля в прекрасном здоровье, а вашей дочери Мариам подыскивать жениха еще рано.

- Мне нужен хороший шáбес-гой, притом не местный, а из приезжих, кто никого в Брест-Литовске не знает. Я должен исполнить одно очень деликатное дело, в котором моей голове понадобятся руки. Мне нужен неболтливый и сметливый помощник. И он должен быть не каким-нибудь капцаном, а человеком солидным, в чистых воротничках и галстуке, потому что это очень солидный дом, куда я его отведу. Вот почему я пришел к вам в «Европейскую». У вас все постояльцы солидные, но даже солидный человек не откажется заработать за два дня непыльной работы… пятьдесят рублей.

Вообще-то Ханан Стефанович пообещал мне за помощника сто рублей сверху, но я решил, что это я буду смотреть по помощнику, чего он стоит.

И перехожу к делу:

- Ребе Зуся, нет ли среди ваших постояльцев кого-нибудь подходящего? Вам ведь достаточно кинуть на человека один взгляд, чтобы увидеть, на что он годен.

- У нас тут много кто есть, - отвечает. - Сами видите, какой нынче Вавилон.  Это потому что сломался железнодорожный мост, и встали уже два поезда «Москва – Варшава». Во всем городе не осталось ни одного свободного номера и даже, говорят, заняты все частные квартиры.

Я был так озабочен мыслями об ужасном событии у Гораликов, что только теперь осмотрелся вокруг. В вестибюле вдоль стен сидели и стояли люди,  сплошь чистая публика, все хмурые, а некоторые дамы даже заплаканные.

Реб Зуся говорит:

- Ждут, не освободится ли хоть какая-нибудь конурка. Одного коллежского советника только что за десять рублей разместили в бельевом шкафу, так он был счастлив… Скажите, уважаемый реб Арон, а неболтливый и сметливый помощник вам нужен для законного или для незаконного дела? Заметьте, я не спрашиваю, для какого именно, и потом у царя свои законы, а у нас, евреев, свои. Просто если это дело, про которое не нужно знать полиции, обратите внимание  вон на того господина в клетчатом пиджаке.

Я посмотрел. Человек как человек. Сидит, курит, колечки дыма пускает.

- Да ведь это еврей, - говорю. - А мне нужен гой.

Хемницер посмотрел на меня снисходительно.

- Разве вы не видите? Он варшавский еврей, а это все равно что гой. И потом, он вообще – «варшавский». Тертый калач, уж поверьте мне. Я бы такому номер не дал, даже если б они все были  свободны.

«Варшавскими» у нас называют марвихеров, которые промышляют на железной дороге, обчищая богатых пассажиров.

- Про деликатное дело, которым я занимаюсь, полиции знать не нужно, однако же оно требует помощника с совсем противоположной стороны. Требуется не совершить нечто противозаконное, а наоборот найти того, кто