Уже держа бумаги в руках, он внезапно спросил:

– Постойте, Ла Моннери, Ла Моннери… А не было ли у вашего Моннери какой-то истории во время описи церковных имуществ?

– Возможно… Кажется, он действительно… – ответил Симон, удивляясь, как можно после четырехлетней войны, унесшей полтора миллиона жизней, придавать какое-то значение этой давней главе современной истории.

– К тому же он, очевидно, и антидрейфусар. Вы что же, милейший Лашом, хотите, чтобы у меня были неприятности с радикалами? Будьте осторожны, дружеские связи с Сен-Жерменским предместьем вас погубят… Должно быть, у вас завелась дама сердца в аристократических кругах, вот вам и хочется доставить им удовольствие!

Застигнутый врасплох, Симон отрицательно покачал головой. Министр, отечески улыбаясь, наблюдал за ним.

– Подумать только, все мы начинаем одинаково! – воскликнул Анатоль Руссо. – Влюбляемся в молоденьких графинь! Они знакомят нас со множеством людей, обладающих громкими именами, те смотрят на нас, как на забавных зверушек, а нам их внимание льстит! Затем обнаруживаешь, что все это пустая трата времени! Аристократы кичатся тем, что они плюют на Республику, а сами постоянно что-нибудь клянчат у нее.

Глядя на смутившегося большеголового Симона, министр улыбался своим воспоминаниям и собственному опыту. Но вдруг лицо его стало серьезным.

– Да, пока не забыл, – сказал он, щелкнув пальцами. – Через два дня у меня завтрак с Шудлером. Предпочитаю встретиться с ним вне стен министерства. Закажите, пожалуйста, для меня у Ларю отдельный кабинет на пять человек.

– Сын Шудлера женат на дочери Жана де Ла Моннери, племяннице генерала, – заметил Симон.

– Однако вы, очевидно, серьезно заинтересованы этим делом! – воскликнул министр. – Подождите, в каком он чине, ваш старый краб? Бригадный генерал? Возможно, его утешит, если он уйдет в отставку дивизионным генералом? Только бы это не вызвало бури в канцелярии!

Он что-то быстро записал на листке бумаги и вложил его в папку.

– Прошу вас обязательно зайти в ресторан, – прибавил он, – и позаботиться, чтобы все было как полагается. Увидите, они там очень предупредительны, ну а вы все же будьте… очень требовательны.

И Анатоль Руссо вновь погрузился в важные дела.

Госпожа де Ла Моннери сочла неприличным беседовать с Оливье Меньерэ в своем номере, а холл гостиницы, где все время сновал народ, также казался ей неподходящим местом. Поэтому она решила дождаться их ежедневной прогулки по берегу озера.

Минут десять они шли, обмениваясь лишь обычными банальными фразами. Господин Меньерэ сдержанно упомянул о вчерашнем концерте, не решаясь спросить свою спутницу о причинах ее отказа. Но он убедился, что она здорова.

Внезапно она сказала своим резким тоном:

– Оливье! Вот уже лет тридцать вы ухаживаете за мной! Не так ли?

Господин Меньерэ остановился и покраснел до корней волос.

– Да, – продолжала она, – и даже немного компрометировали меня этим. Многие убеждены, что вы были и по сю пору состоите моим любовником.

– Вы же прекрасно знаете, дорогая Жюльетта, что все зависело только от вас… – нетвердым голосом ответил Оливье Меньерэ.

– Да, это так. И, признаюсь, многое, быть может, изменилось бы, умри Жан лет на двадцать раньше…

Они еще немного прошли вперед.

– Так вот, Оливье, мне кажется, у вас появилась возможность доказать мне свою любовь, – продолжала она.

Он снова остановился и сжал ее руки.

– Жюльетта! – воскликнул он, задыхаясь от волнения.

– Нет, нет, мой бедный друг, речь идет не об этом, – проговорила госпожа де Ла Моннери. – Не будьте смешным. Да не стойте же на месте, незачем привлекать к себе внимание! Для чего мне снова выходить замуж? А что касается всего остального… взгляните-ка на нас со стороны!

– Да, вы правы, – ответил Оливье Меньерэ с грустной иронией. – Пожалуй, поздновато. Но тогда что же вы имеете в виду? Чем я могу быть вам полезен?

– Вот чем. Моя племянница наделала глупостей. Она позволила соблазнить себя мелкому авантюристу. Результат прекрасного нынешнего воспитания! А теперь… теперь она беременна. Да не останавливайтесь вы каждую минуту!.. Нет, нет, прошу вас, не надо выражать сочувствие. Я сама знаю, как должна к этому отнестись. И он, конечно, женат. А девочка хочет сохранить ребенка.

– Вот это я одобряю, – сказал Оливье.

– Я тоже. Такая нравственная щепетильность делает ей честь, хоть она и проявилась поздновато. Не знаю, отдаете ли вы себе отчет в том, что произойдет. Стыд и срам, скандал на весь Париж! Старость, должна признаться, и без того не сулит мне ничего веселого… А что же будет с этой дурочкой?.. На что она может рассчитывать после всего случившегося?

– Мой бедный друг! Что же вы собираетесь делать?

Госпожа де Ла Моннери глубоко вздохнула.

– Вот что, Оливье, – сказала она, – я хочу попросить вас оказать мне услугу. Женитесь на Изабелле.

– Как? – изумился ее спутник.

На этот раз он на несколько секунд замер в неподвижности, потом снял канотье и вытер побагровевший лоб.

– Если вы великодушно согласитесь на это, такой выход более или менее устроит всех. А я думаю, вы дадите согласие, если только я не обманываюсь в ваших чувствах ко мне… Заметьте, друг мой, это будет не так уж плохо и для вас. В ваши годы необходимо, чтобы о вас кто-нибудь заботился. Девочка, бесспорно, совершила глупость, но это не помешает ей быть прекрасной женой. В сущности, ее общество принесет вам развлечение.

Оливье не отвечал. Они подошли к плакучей иве. Длинные ноги Оливье Меньерэ подкашивались, и он предложил присесть. Обмахнув платком зеленую скамью, он усадил госпожу де Ла Моннери в тенистое местечко и, усевшись рядом с ней, уронил руки между колен. Некоторое время он смотрел на озеро. Гордо, как галера, проплыл старый черный лебедь.

– Как я буду выглядеть? – произнес он наконец. – В мои-то годы! Молодая жена… и потом сразу ребенок… Кто же всему этому поверит?

– Зато приличия будут соблюдены… – ответила госпожа де Ла Моннери.

– Вы уже говорили с Изабеллой?

– Нет.

– И вы полагаете, она согласится? – спросил он.

– О, ручаюсь! – воскликнула госпожа де Ла Моннери. – Не хватало еще, чтобы она вздумала ломаться!.. Не стучите палкой по скамье, меня это раздражает.

– Да я не стучу, Жюльетта.

– Да? А мне показалось…

С минуту они молчали. На темную мерцающую гладь озера упало несколько ивовых листьев.

– Нет, нет, – сказал он. – Я старый холостяк, мне пришлось бы изменить все свои привычки. В наши годы это невозможно… Если бы речь шла еще о вас, тогда другое дело.