и только. Все это чрезвычайно симптоматично и еще раз указывает не только на работу позднейших редакторов, но и на отношение церковников Владимира к политике Андрея в последние годы его правления.[309]

Тем не менее специфика летописных источников такова, что тщательный анализ известий заставляет прийти к выводам, значительно отличным от тех, которые можно сделать при чтении весьма бесстрастной и довольно лаконичной статьи, посвященной событиям конца июня 1174 г. Оказывается, корни и причины (а также организация) убийства значительно глубже и сложнее, чем стихийное негодование нескольких пьяных слуг. А следовательно, полагаться только на схему внешнего хода событий не представляется возможным.

Попытаемся разобраться во внутренних закономерностях событий. Прежде всего определим социальный облик непосредственных убийц Андрея Боголюбского, а также чьи интересы они представляли. В заговоре и убийстве принимал участие Амбал Ясин. Его летопись характеризует следующим образом: «Амбал ключник Ясин родом тот бо ключь держашеть у всего дому княжа, и надо всими волю ему дал бяшеть».[310] Итак, это один из самых близких приближенных, личных слуг. Он домоуправитель, дворецкий, мажордом. Амбал пришлый. Его прозвище показывает, что он прибыл с Кавказа. «Ясин» — это ас, осетин.[311]Основываясь на полном доверии князя — владельца замка, огромных сельскохозяйственных и лесных угодий домена, он, как указывает летописец, мог самостоятельно распоряжаться хозяйством патрона, лично докладывать своему господину и даже мог входить в его собственные покои и спальню (высшая степень доверия), чем и воспользовался, когда украл из «ложници» личное оружие Андрея. Естественно, при таком влиянии и таких возможностях можно было приобрести богатство. Тем более что со своей родины на Русь он пришел бедным, захудалым, одетым в рубище. Когда разряженный в роскошные одежды, украденные у князя, мародер Амбал стоял наутро после убийства у окна дворцового перехода на втором этаже и с руганью отказался дать Кузьмище Киевлянину, очевидцу смуты в Боголюбове, хоть какую-нибудь тряпку, чтобы прикрыть растерзанный труп своего благодетеля и хозяина, валявшегося на земле, то ему был брошен следующий упрек: «. помнишь ли жидовине вь которых поротех [портех — X. П.] пришел бяшеть? Ты ныне в оксамите[312] стоити, а князь наг лежить!» Итак, Амбал — это очень богатый, влиятельный человек. Тем не менее его социальное положение — слуга князя. Он мог быть как лично свободным, так и зависимым человеком. Статья 110 Пространной Русской Правды указывает, что холопом, т. е. зависимым, несвободным человеком, может стать каждый, кто «тивуньство без ряду или привяжеть ключь к собе без ряду, с рядомь ли, то како ся будеть рядил, на том же стоить». Таким образом, если Амбал не заключил ряд — договор со своим нанимателем об условиях работы в качестве ключника — домоуправителя, то он лично несвободный человек, если заключил, то свободный.

Кроме Амбала в убийстве принимал участие и другой «иностранец» — Офрем Моизович.[313] Он также был на службе у князя. И, наконец, Яким Кучкович, который прямо определен, как «вьзлюблены» слуга Андрея. Надо полагать, что и его брат, казненный князем, тоже принадлежал к этому сословию. Видимо, можно признать, что в заговоре участвовали приближенные княжеские слуги. Это особая категория феодального общества — министериалы, милоственники. По отношению к ним князь — их хозяин и господин. Недаром Московский свод 1480 г., рассказывая о заговоре против Андрея, сообщает: «И совещаша убийство на господина своего и кормителя».[314] А Ипатьевская летопись прямо говорит, что заговорщики, ограбив княжескую казну и арсенал, погрузили сокровища и оружие на «милостьные коне» и «почата совокупити дружину к собе».[315] Лаврентьевская летопись приводит этим милоственникам свой синоним — «дворане», т. е. слуги двора князя.[316]Рассказывая про убийство, древнейший летописный памятник — Синодальный список Новгородской первой летописи — прямо указывает: «Убита Володимири князя Андрея свои милостьници.»[317]Новгородская IV летопись не расшифровывает социальной принадлежности убийц: «Убиен бысть Андреи Юрьевичь князь Боголюбьскии от проклятых Кучковичев.» Но зато Софийская I дополняет: «свои милостивници были, а нынеча окааньнии убиици Кучьковичь».[318] И, наконец, очень четко определяет принадлежность заговорщиков сводчик Московского летописного свода 1480 г., который пользовался двумя источниками — и южным (киевским?), и местным владимирским. Разъясняя рассказ о непосредственных исполнителях покушения, он пишет: «быша бо вси милостивници у князя, се же быша и убиици его оканнии Кучковичи».[319] Итак, убили Андрея министериалы.

На основании социальной принадлежности убийц можно полагать, что прослойка княжеских слуг, милоственники, мелкие служилые феодалы, дворяне, была враждебна политике Андрея. Причины подобного отношения, видимо, были весьма разнообразны. На одну из них, может быть основную, источники указывают. Речь идет о бесчисленных походах. Милоственники, дворяне, служилые феодалы к началу 70-х гг. XII в. стали относиться отрицательно к воинственной политике князя. «Людье» было недовольно бесконечными походами.[320] Только за последние 10 лет своего правления (с 1164 по 1174 г.) Андрей совершил два огромных похода на Киев, два на болгар, два на Новгород, с которым воевал в общей сложности три года. Это не считая мелких «экспедиций» на восток и юг. В последний период правления Андрея походы совершали даже чаще, чем во времена его отца, Юрия Долгорукого, всю жизнь воевавшего за киевское наследство. В результате далеких походов от «людья», мелких феодалов, младших дружинников, свободных смердов-ратников требовалось огромное материальное и физическое напряжение. Ведь именно на них ложилась вся основная тягота войны. Добыча, пленные не восполняли «людью» потери сельскохозяйственной продукции, в скотоводстве и торговле. Феодальная земельная рента составляла большую ценность, нежели ее примитивная форма в виде захвата добычи. Кроме того, поход мог закончиться для воина весьма плачевно: смертью либо потерей трудоспособности из-за ранения или болезни. Тем более что основную выгоду от завоеваний получало не «людьё», а князь и бояре. Таким образом, все это аккумулировало недовольство как раз в той среде, которая должна была поддержать Андрея, пытавшегося прекратить феодальную анархию и оградить страну, мелких феодалов и горожан от своеволия бояр.

Итак, рассмотрение социального состава непосредственных участников событий указывает на то, что определенная прослойка феодального общества была недовольна Андреем Боголюбским. Однако надо полагать, что не она, а точнее, не она одна решала судьбу владимирского «самовластца». Вероятно, существовали и более значительные и авторитетные силы, которым совершенно необходимо было убрать Андрея, мешавшего и угрожавшего им своей политикой.

Действительно, существовала еще одна сила, которая имела решающее значение в деле устранения Андрея Боголюбского. Речь идет о боярстве Ростова и Суздаля. Именно бояре ощутили в полную меру политику князя, эволюционировавшего от союза с северо-восточными феодалами к усмирению, подавлению и